Стоя за спиной у царя, молились братья и Андрей Курбский: «Помоги, Господи, стоящему пред Тобою государю святой Руси, смягчи и успокой его сердце, чтобы мы, его подданные, жили с ним рядом в покое и благополучии. Пошли в жены ему достойную женщину. Успокой, Господи, в Царстве Небесном Твоем души рабов Твоих, лишенных жизни государем нашим. Веруем, Боже, Ты и только Ты – единый Судья царю Иоанну и нам, рабам Твоим. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!»

Умиротворенным обернулся к ним царь.

– Я доволен вами, спасибо за добрые и мудрые слова. Будем ждать посольство.

Только через десять месяцев в середине июня 561 года послы торжественно появились в Москве с невестой для государя всея Руси Ивана IV.

Необычный кортеж въехал в Москву.

Величественно вышагивали нагруженные дарами верблюды, горделиво изгибали шеи кабардинские скакуны, с трудом сдерживаемые своими всадниками. Строгие костюмы горцев – кабардинцев, терских казаков, пестрое одеяние степняков – татар, ногайцев, тусклый блеск кольчуг и щитов, золоченные шлемы военачальников и их белые бунчуки, красной кожи колчаны и налучники – все это проплывало перед глазами изумленных москвичей.

В середине шествия в восточном шатровом паланкине, установленном на верблюде, следовала дочь старшего кабардинского князя-валия – Кученей.

По адыгскому обычаю ее сопровождали Саид-булат, сын старшей сестры княжны Алтынчаг, брат – князь Доманук и хан Бекбулат – муж Алтынчаг.

Впереди ехали воевода Бутурлин и послы Вокшерин и Мякинин в сопровождении казаков-гребенцов.

Вслед за этим дивом, по обеим сторонам улицы, будто волна за волной, перекатывалась шумная, как ветер, как прибой, толпа любопытствующих.

– Кого это так торжественно сопровождают? – слышалось из толпы.

– Бают, невесту царю везут из-за моря, из-за гор поднебесных, – слышалось в ответ.

– Ишь ты, как княжну везут?

– А она и есть княжна, князя Черкасского дочь с далекого Кавказа.

– Правда, с Кавказа? – протискиваясь в толпе, спрашивал какой-то мужчина. – Я черкесов знаю. Славные ребята. Я с ними на Ливонской воевал. Плечом в плечо был с Александром – кудадеком, Михаилом – султаном.

– А то гребенские казаки, – показывая рукой на ехавших за воеводой Бутурлиным всадников, восторженно продолжал мужчина, – тоже на Ливонской отменно воевали.

А Кученей в это время с удивлением выглядывала из-за тяжелых бархатных занавесок в громадный загадочный город. Все поражало ее в этом городе: грозный Кремль с его уходящими в небо башнями, девятиглавый красавец храм Покрова на рву – собор Василия Блаженного, поставленный в честь взятия Казани, громадные часы на Фроловой башне. Удивляли ее солидные бородатые бояре, одетые, несмотря на летнее тепло, в высокие собольи шапки и длиннополые парадные меховые шубы.

Необычайным казалось ей и многолюдье русской столицы.

Кортеж остановился на соборной площади. Отряды всадников стали по ее сторонам.

Царь, наблюдавший за процессией из своего окна, спросил у вертевшегося рядом Малюты Скуратова:

– Что это за всадники окружили нашего воеводу Бутурлина?

– Казаки, это государь, гребенские!

– Ты погляди, какие молодцы, – любуясь казаками, проговорил царь. – Как они нам служат?

– Передают, большая от них помощь. Да они и на Ливонской войне, вместе с кабардинцами, храбро сражались – славные ребята, государь!

– Рассказывают, поражает всех постоянная готовность казаков к бою, – вступил в разговор подошедший Репнин. – Казаком в этом случае руководит не желание получить за то награду, в казаке нет такого честолюбия. В его голове единственная мысль – не отстать от товарища и если придется сразиться и умереть не иначе, как в кругу друзей.

Царь подошел к киоту и неистово перекрестился. Потом снова подошел к окну. Кавказцы, впервые приехавшие в Москву, не видевшие таких высоких кирпичных стен, таких могучих ворот, соборов с золотыми куполами, каменных домов, стояли, очарованные увиденным.

Оглядывались вокруг и гребенцы.

– А они совсем не похожи на обычных казаков. Вроде бы и русские, и в то же время чужие, – заметил Репнину царь. – Обличьем похожи на кавказцев: черные, как смоль, волосы, большие черные глаза, прямой, с чуть заметной горбинкой нос, – сказал он и, заметив Скуратова, спросил: – А почему гости до сих пор на площади?

– Ждем твоего повеления, государь!

– Размещайте, и чтоб было по высшему разряду.

Уставшую от долгого, утомительного пути Кученей разместили в царицыных палатах. Ее брату и близким им людям воевода Бутурлин отвел хоромы стольника Вишнякова, вблизи Кремля.

Прошло несколько дней, и царь «княжне черкасской велел быти на своем дворе».

Смотрины проходили в верхних палатах царского двора.

Робея и прикрывая в смущении платком лицо, стояла юная княгиня под цепким и любопытным взглядом царя Ивана. Кученей предстала перед ним в национальном кабардинском наряде: в платье из темно-красного шелка, украшенном нагрудником с золотыми застежками, широкими расшитыми нарукавниками и поясом с галунной тесьмой с массивными пряжками филигранной работы. Она не была похожа на русоволосых с голубыми или серыми глазами, чуть вздернутыми носами дочерей России. Черные волосы, ниспадающие двумя толстыми косами на грудь, смугловатое, с нежной кожей и тонким овалом лицо, темно-карие, с восточным разрезом глаза и прямой нос – ведь как раз таких женщин и видел царь на миниатюрах старинных восточных книг в своей библиотеке – «Либерее».

Иван Васильевич долго и внимательно рассматривал девушку. Вначале суровые и настороженные его глаза заискрились, а потом он широко и по-доброму улыбнулся. Он все больше убеждался в верности слов, сказанных ему старыми боярскими вдовами – бабками и мамками, приставленными к княжне. Осмотрев ее всю, как того требовал давний обычай, они доложили, что Кученей «государю будет пригожа красотой, здоровьем и чистотой».

– Он смотрел ее и полюбил, – так запишет летописец, повествуя об этих царских смотринах.

В воскресный день, 20 июля, Кученей крестили в Кремлевском Успенском соборе – с времен Ивана IV место коронации всех русских царей. Крестил ее сам митрополит всероссийский Макарий. И дали ей имя Мария. А спустя месяц, 21 числа последнего летнего месяца 1561 года, под звон колоколов церквей и соборов Кремля, здесь же состоялось невиданно пышное венчание. Затем – свадебная церемония.

Празднества продолжались до самого 1 сентября, когда в России наступил новый 7070 год.

1

Сразу после свадьбы в Кабарду отправляется посольство. Послы отвезли Темрюку, всему его семейству большие подарки: бархат, меха, золотые и серебряные кубки, посуду, ковры, оружие. Князю-валию Кабарды послы привезли также «жалованную грамоту» русского царя, которая стала первой царской грамотой, выданной владетельным князьям Кабарды. Темрюк с великой радостью воспринял женитьбу Ивана на его дочери и клятвенно подтвердил свое неизменное решение до конца жизни быть верным союзу с Россией. Молва же о том, что московский царь стал зятем главного князя Кабарды, произвела там очень сильное впечатление, и под воздействием этого некоторые князья – сторонники Крыма – прекратили междоусобную борьбу.