— А тайник? Шкатулка?

— Мадемуазель Катрин, — Леон запирал замок, — главное, что все сходится с текстом завещания. Вы же понимаете, прошла чуть ли не тысяча лет, наша находка — все равно открытие: одинаковые подлинные барельефы в разных замках, упоминаемые в подлинном документе! Это же тема для диссертации!

— С точки зрения историка, мсье Леон прав, — гордо и невозмутимо констатировал Зигрено.

— Это открытие потрясет светил исторической науки! — восторженно подхватил Леон. — Мы сфотографировали углубление для тайника, обнаруженное мэтром под изображением всадника рядом с остатками плиты, на которой высечена подкова…

— И все? — Я откровенно расстроилась.

Конечно, для историка это выдающееся открытие, Леон — одержимый историк, по словам мадам Сижу… А для меня? Какой-то голос словно внушал мне: если не найдешь все фигурки, то и Леона не будет с тобой!

— Мадемуазель Катрин, — Леон участливо смотрел мне в глаза, — не расстраивайтесь. Мы же не виноваты, что родились слишком поздно и кто-то уже успел порыться в тайнике.

Я вспомнила слова мадам Сижу о том, что Леон родился с опозданием на пятьсот лет, и немного успокоилась. Какая же я глупая: все не верила в реальность завещания, а сейчас расстраиваюсь, что тайник уже вскрыт. Но ведь он был, все сходится!

— Значит, завещание настоящее? Мои “рыцари” дружно рассмеялись.

— А вы не сговорились между собой насчет барельефа и тайника? — Мне было странно взаимопонимание между ними. — Вы же понимаете, что я не решусь спуститься в эту дыру?

Неожиданно Зигрено обнял меня.

— Прекрасная Катрин, мы все сфотографировали!

— Предлагаю в качестве благодарности отдать нашу корзину мадам Сижу и ее фрейлинам и поскорее отправляться в Шинон. Уважаемый маркиз Печати и Штампа, мы обязаны сегодня же сделать третье открытие в честь нашей королевы!

— Полностью согласен с вами, кавалер Иглы и Наперстка! Вперед, нас ждет Шинон!

Я с изумлением смотрела на горящие глаза своих рыцарей. В стенах пятой северной башни с ними точно произошло какое-то дружелюбное чародейство…

К вечеру мы были, как высокопарно выразился Зигрено, “на скалистом мысе Шинон”. Мы остановились в старинной гостинице, помнившей, если верить мемориальной доске на стене, еще Проспера Мериме. По-моему, гостиница помнила не только Мериме, но и Орлеанскую деву, если судить по ветхости постройки.

Я не ошиблась: в гостинице об Орлеанской деве напоминало все, начиная от названий блюд в ресторане и заканчивая певицей, подстриженной а-ля Жанна Д’Арк и красовавшейся на крошечной эстраде в облегающих штанах, в ботинках с загнутыми носами и в коротеньком стеганном жилетике-пурпуэне.

Мы расположились рядом с эстрадой и с удовольствием ужинали, обильно запивая исторические блюда вином, даже Зигрено, днем не позволявший себе лишнего, теперь расслабился и даже покачивал головой в такт незатейливой музыке. После Анжера Зигрено нравился мне все больше. Конечно, он не выдерживал никакого сравнения с Леоном, тем не менее был явно приятнее и привлекательнее большинства мужчин его возраста. Он перекидывался с Леоном галантными остротами, куртуазно-вежливо разговаривал с “королевой Катрин”, приняв игру Леона в “вассалов”. Честно говоря, если днем меня раздражали их взаимные неприветливые взгляды и выпады Зигрено, то сейчас мне откровенно нравилось находиться в обществе двух влюбленных в меня мужчин. И невольные прикосновения рук Леона, когда он передавал мне хлеб или салфетку, больше не вызывали во мне прежнего трепета. Я просто знала, что он меня любит, а я его. И поэтому я любила всех — и Зигрено, и официанта, и людей за столиками, и певичку.

Гитарист объявил: “Песенка о счастье”, и девушка тоненьким голоском запела о том, что “не верила, как странно, что еще любить способна”, а потом влюбилась и от этого взлетела. “Осторожно небом ясным я несу в ладонях счастье, — пела она, — и нельзя мне торопиться, чтоб ему не расплескаться, и нельзя мне оступиться, чтобы с неба не сорваться”.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются влагой. Не хватает еще разреветься, подумала я, ощущая приступ нежности к Леону.

— Пожалуй, пойду спать, что-то устала сегодня.

Мои мужчины переглянулись и одновременно, Леон — левую, а Зигрено — правую, поцеловали мои руки.

Я приняла душ и только тогда сообразила, что не прихватила с собой никакой ночной рубашки, а халатов здешняя гостиница не предоставляла. Так даже лучше, думала я, сняв с себя все и забравшись по одеяло, ночью ко мне придет Леон, и я сразу почувствую его всего. И опять, в который раз, удивилась внезапно свалившемуся на меня счастью. Ну не найдутся остальные “вассалы”, какая ерунда, если нашелся Леон. Леон… А я ведь ничего не знаю о нем. Жаль, что не удалось выведать побольше у директрисы музея. Она назвала его “одержимым историком”, а я-то полагала, что он — лишь портной, хотя… он же занимается старинными костюмами, значит, историк и есть. И мог бы, как и я, работать в школе. Значит, мы с ним почти коллеги. Зигрено из ревности унижал его, а потом Леон понравился даже ему. Леон не может не нравиться. Если бы он был всего лишь портным, а не историком, все равно его невозможно не любить. Его же все любят. А он — меня… Что во мне такого? Нет, наверное, что-то есть, ведь влюбился же Зигрено с первого взгляда… Но Леон? Леон…

Кажется, я задремала, потому что звонок телефона не сразу вернул меня в номер гостиницы. Во-первых, некому мне звонить, а во-вторых, познакомившись с Леоном, я действительно как бы перенеслась на пятьсот лет назад, когда телефонов не было и в помине.

— Добрый вечер, — очень вежливо поприветствовал женский голос. — Могу я поговорить с мсье Зигрено?

— Вы ошиблись, это седьмой номер, а он в восьмом.

— Простите, там никто не снимает трубку, мобильник тоже не отвечает, и я осмелилась позвонить вам, я знаю, что он поехал с вами, извините за беспокойство.

— Вы его клиентка? — догадалась я.

— Да, — обрадовалась женщина. — Он мне очень нужен.

— Завтра к вечеру он будет в Париже. Сейчас он в ресторане, я могу спуститься и передать, чтобы он вам позвонил.

— О, благодарю, вы очень любезны, но я сама постараюсь ему дозвониться. Всего доброго.

Я услышала гудки, повесила трубку и взглянула на часы. Половина первого ночи, вероятно, нотариальный поверенный действительно очень нужен этой особе, если она решается звонить в такое время. Я перевернулась на другой бок и подумала, что Леону уже давно пора прийти ко мне. Телефон зазвонил опять. Неужели она все-таки хочет что-то передать Зигрено? Но это был Леон.

— Не разбудил? — спросил он.

— Я тебя жду…

— Соскучилась, моя маленькая королева? — За стенкой, отделявший его номер от моего, раздались шаги.