— И я не видел подлинника, — продолжил Леон, — может быть, нотариус перевел “пять ступеней”, а нужно “пятая ступень”. Но сейчас это уже неважно, моя королева. — Он с улыбкой посмотрел на меня снизу вверх. — Мы здесь, пятая ступень на месте, следы тоже. Где тайник, узнаем по звуку.

И Леон принялся простукивать ступени. Я смотрела на его склоненную голову, на темные волосы, по-мальчишечьи закручивающиеся на шее, и меня заливала невероятная нежность к этому большому, умному, но по-детски трогательно-непосредственному человеку. Который к тому же меня любит. Я улыбнулась своим мыслям: в юности влюблялась я, а мужчины терпели мои чувства. А сейчас мужчина любит меня, сорокалетнюю училку по прозвищу Дракон, и ради меня в старом замке ищет мое — ха-ха! — наследство… Я сплю или сошла с ума?..

— Да смотри же, смотри, что я нашел! — Восторженный голос Леона вернул меня к сомнительной действительности.

Леон держал в руках вывернутую плиту пятой ступени, под ней между камнями, на которых она лежала, обнаружилось пространство, а в нем — какой-то прямоугольный предмет.

— С ума сойти! — Леон положил к моим ногам плиту и вытащил этот предмет. — Сундук!

— Я бы сказала “сундучок” или даже “ларчик”, — запинаясь, произнесла я, рассматривая его трофей.

В этом сундучке, некогда обитом железом, если судить по полуистлевшим ржавым полоскам, оказался еще один, “более сохранный”, по выражению Леона, а в нем — глиняный сосуд с замазанным глиной же горлом.

— Подержи-ка, — Леон протянул мне сосуд, — откроем у меня в мастерской. От воздуха содержимое может истлеть на глазах, а в мастерской есть фотоаппарат, мы постараемся успеть хотя бы сфотографировать.

Я со странным чувством взяла в руки глиняный предмет, размером не больше ладони.

— Нужно вернуть ступеньку на место. — Леон опять спустился вниз. — Катрин, подай-ка мне вон те осколки камней, подложим вместо сундучка, а то ступенька будет качаться. Знаешь, молодец все-таки Бернар, я уверен, остальные фигуры будут не хуже Маркеса. Хорош получился, старина Пешо будет в восторге! — разглагольствовал Леон, возясь с камнями. — Теперь все поверят в его благородное происхождение. Папаша Маркес!

Странные, согласитесь, существа, эти мужчины! Только что нашел, можно сказать, тысячелетнее сокровище, и рассуждает о каком-то фантазере-старикане. Стоп, а почему я не скачу от радости? Допустим, боюсь разбить, а что, если…

— Леон, — сказала я, когда мы снова пробирались в толще стены, — уж очень легко мы все нашли, и плиту ты вытащил без усилий, не с твоим ли Бернаром вы слепили эту вазочку? Моя сережка была целый день у тебя, Бернар — скульптор…

— Что ты хочешь этим сказать? — Леон заглянул мне в лицо.

Я промолчала, потому что стены стали стремительно наваливаться на меня с обеих сторон…

— Катрин, скорее на воздух! — В глазах Леона был неподдельный ужас. — Мы слишком долго пробыли в замкнутом пространстве, у тебя же явный приступ клаустрофобии. Дыши глубже, и не надо стесняться, такое случается даже с опытными археологами. Давай я понесу “вазочку”…

— Нет, я не дам ее тебе.

Я вырвалась и бросилась наверх. Узкая-преузкая лестница, замшелые стены, впереди темнота, внизу глубочайший колодец, у меня закружилась голова, из последних сил я прижала сосуд к груди…

Диагноз Леона соответствовал действительности, я пришла в себя только на берегу Шера.

— Тебе лучше? Я чувствую себя виноватым…

— Глиняный сосуд разбился?

Леон улыбнулся. А вдруг не было никакого подземелья, подумала я, никакой кованой лестницы, никакого сосуда? Почему он так улыбается?

— Ты же держишь его в руках, ты потеряла сознание, но мертвой хваткой вцепилась в свое сокровище. — Только тут я сообразила, что обеими руками сжимаю “вазочку”. — Теперь ты разрешишь мне посмотреть вместе с тобой, что там внутри?

В мастерской мы сначала сфотографировали сосуд, остатки первого сундучка и вторую “сохранную” шкатулку, а потом на столе разбили “вазочку”. В ней оказалось что-то, завернутое в кусок ткани, которая действительно распалась на глазах, но Леон все-таки успел заснять сверток, прежде чем от него сталась кучка праха и огромный перстень с моим “вассалом”, совершенно темный и какой-то омерзительно липкий.

— Скорее всего он был покрыт толстым слоем воска, — предположил Леон. Тщательно протерев специальным составом перстень, он протянул его мне.

Перстень был огромным, наверное, его носил какой-то колосс, во всяком случае, я просунула в кольцо два пальца.

— Моя королева довольна?

— Прости меня за истерику, — я виновато поцеловала Леона в щеку, — никогда не предполагала, что боюсь замкнутого пространства, просто как-то уж очень легко ты его нашел…

— То, что нужно, всегда нетрудно, то, что трудно, всегда не нужно, сказал один философ. Предлагаю выпить за радостное событие и отправляться в гостиницу. — Леон налил вина. — Хотя, может быть, тебе следовало бы сегодня отдохнуть, выспаться, а не тащиться куда-то несколько часов на машине?

— В машине-то я и посплю, — я сделала глоток, — знаешь, теперь вкус этого вина всегда будет напоминать мне тебя.

— Зачем тебе какие-то напоминания? Я полагал, что теперь мы всегда будем вместе.

Я улыбнулась. Допустим, сейчас он говорит это искренне, но совершенно не факт, что точно так же искренне он будет полагать завтра или через неделю. Я не стала объяснять это Леону. Сейчас все так хорошо: мы вместе, нашли кольцо, можно верить в завещание, если, конечно, Леон не подстроил все… Солнце светит, нас ждут приключения в других замках… К чему усложнять все ненужной философией?

— Мы всегда будем вместе? — повторил он.

Я положила голову ему на плечо, уткнулась лицом в его волосы и подумала: ну почему же я так влюблена в него?

— Постараемся, — прошептала я.

Мы опять шли по дороге под старыми деревьями среди виноградников. В сумке Леона лежали “сохранная” шкатулка, фотоаппарат, а в моем кармане — очки. Солнце ласково светило через пушистые тающие облака, где-то заливался невидимый жаворонок. Мы молчали и просто иногда улыбались друг другу. Вместе с облаками таяли и страхи из подземелья, переживания и беспокойства, а на их место в мою душу приходила тихая, теплая, мягкая, как этот утренний солнечный свет, радость. Перстень-вассал наивно блестел на моей руке.

— Эй, голубки!

Мы обернулись и остановились. Нас медленно догоняла нагруженная телега, которую тащила наша знакомая Кузина.

— Леон, да ты никак с городской поладил!

— Доброе утро, папаша Пешо! Это Катрин! Я с улыбкой кивнула.