– Надеюсь, у тебя серьезная причина слоняться у «Незрячего дома», – презрительно пробасил он.

Все доводы разом покинули мою голову. Одно присутствие этого существа внушало бесконечный ужас.

– Нет, но у меня есть кое-что другое. – Я выгребла из кармана нумы.

Граффиас метнул на меня убийственный взгляд, заставив попятиться. Уж лучше обычное рефаитское презрение, чем такая лютая ненависть.

– Я не беру взятки. Мне не нужны ваши дешевые финтифлюшки, чтобы попасть в эфир.

Я торопливо спрятала дешевые финтифлюшки. Дурацкая затея! Рефаитам прибамбасы ни к чему, это удел балаганщиков и попрошаек.

– Простите…

– Убирайся в свою резиденцию, белая туника, а не то сообщу куратору – мало тебе не покажется. – Граффиас созвал арсенал духов.

Я развернулась и побрела прочь, не оглядываясь. Внезапно откуда-то сверху тихо прозвучало:

– Пейдж, погоди.

Затем сквозь прутья решетки просунулась рука. У меня вырвался вздох облегчения. Себ!

– Ты в порядке?

– Нет, – глухо ответил он. – Пейдж, умоляю, помоги. Вытащи меня отсюда. Прости, что обозвал паранормалом, прости…

Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я вскарабкалась по стене, вытащила из-за пазухи сверток с провиантом и просунула через решетку.

– Не переживай, вытащу. – Я стиснула ледяную кисть паренька. – Сделаю все, что в моих силах, но понадобится время.

– Меня убьют, убьют, – повторял Себ, трясущимися пальцами разворачивая пакет. – Прикончат раньше, чем ты что-то предпримешь.

– Что с тобой сделали?

– Сначала заставили тереть полы, а когда я руки рассадил, велели перебрать разбитое стекло и найти куски для орнамента. – Его ладони были сплошь покрыты порезами; в раны, что поглубже, набилась грязь. – Завтра буду работать в резиденциях.

– Что за работа?

– Не знаю. И не хочу знать! Мне страшно, Пейдж. Думаешь, они считают меня паранор… таким же, как ты? – прохрипел Себ. – Что им от меня нужно?

– Понятия не имею? Что у тебя с глазом?

Он тронул распухшее веко:

– Охранник избил. Но я ни в чем не виноват, клянусь! А он… назвал меня человеческим выродком, а еще…

Губы тряслись, голова поникла. В первый же день из ребенка сделали грушу для битья. Протянет он тут хотя бы неделю, месяц? Сумеет ли, как Лисс, продержаться десять лет?

– Ты давай, подкрепись, – кивнула я на сверток. – А завтра постарайся добраться до «Магдален».

– Ты там живешь?

– Да. Куратора, скорее всего, не будет. Ты вымоешься и поешь нормально. Договорились?

Себ кивнул. Он был явно не в себе, – похоже, здорово ударили. Мальчику нужен доктор и постельный режим, но вот беда – всем плевать. За невидца тут не дадут и ломаного цента.

От меня пока, увы, ничего не зависело. Ласково сжав его руку на прощание, я спрыгнула и поспешила обратно в город.

К рассвету я благополучно добралась до резиденции. Дневной портье в красной тунике выдал мне запасной ключ от покоев стража.

– Оставишь на столе, – внушал паренек. – Не вздумай припрятать.

Не удостоив его ответом, я двинулась вверх по темной лестнице, подальше от парочки охранников. Кровь стыла в жилах при виде их сияющих, словно прожекторы, глаз. Если «Магдален» считается безопасной, страшно представить, что творится в других резиденциях.

На башне зазвонил колокол, призывая пленных возвратиться в тюрьму. Очутившись в комнате, я перво-наперво заперла дверь и положила ключ на стол. Стража дома не было, зато в ящике обнаружился коробок спичек и несколько свечей. Там же лежали три пары черных кожаных перчаток и широкое серебряное кольцо с драгоценным камнем.

У противоположной стены стоял шкаф из потемневшего палисандра. Стоило распахнуть зеркальные створки, как мое шестое чувство содрогнулось. Внутри оказалась целая коллекция инструментов. Нумы и куча других вещей, что попадаются на черном рынке. Но в основном всякий хлам: дощечки для спиритических сеансов, мел, грифельные доски. Словом, магическая мишура, которую простые смертные испокон веков связывают с ясновидением. Другое дело – хрустальные шары. Для пророков это штука незаменимая. Но мне безделушки были ни к чему. Подобно Граффиасу, я не нуждалась в подручных средствах, чтобы проникнуть в эфир.

Зато нуждалась в системе жизнеобеспечения. Пока не раздобуду кислородный аппарат, лучше лишний раз не давать фантому свободу. Именно так я попадала в эфир – отпуская дух в недра лабиринта. Но без подпитки кислородом недолго и задохнуться.

Внезапно мое внимание привлекла небольшая шкатулка с вырезанным на крышке цветком. Восемь лепестков. Без лишних колебаний я открыла ящичек. Внутри лежали четыре витых флакона с вязкой жидкостью темно-красного, почти черного цвета. Я быстро захлопнула крышку. Не знаю и не хочу знать, что это.

Глаз вдруг пронзила острая боль. Хорошо бы вздремнуть. Увы, ничего похожего на ночную сорочку или пижаму в комнате не оказалось. Наивно предполагать, что стражу есть дело, в чем и как спит его «подопечная». Дышит, и ладно.

Сбросив сапоги, я плюхнулась на кушетку. Холод пробирал до костей, но позаимствовать покрывало с хозяйской кровати я не посмела и лишь сильнее вжалась в бархатную обивку.

После фантасмагории в теле ощущалась невыносимая слабость. В полудреме меня унесло в эфир, а оттуда – в запутанные лабиринты воспоминаний. И везде преобладали кровь и боль. В резиденции, помимо стража, обитали другие рефаиты, но их сознание было поистине неприступным. Зато у смертных обитателей страх здорово подорвал защитные механизмы, поэтому их лабиринты вырисовывались весьма отчетливо и источали резкое сияние – верный признак тревоги. Наконец меня сморил сон.

Проснулась я от скрипа половиц. Страж вернулся. В тусклом пламени догорающих свечей его глаза сияли собственным светом. Ступая на цыпочках, он направился к кушетке. Я зажмурилась и притворилась, будто крепко сплю. Спустя, как мне почудилось, вечность он ушел. На сей раз шаги были не столь осторожные. Судя по всему, мой хозяин отчаянно хромал. Хлопнула дверь ванной, и в комнате воцарилась тишина.

Его не было всего пару минут, и все это время меня терзала единственная мысль: кем надо быть, чтобы покалечить рефаита?

Лязгнул замок, и на пороге возникла обнаженная фигура. По эфиру мгновенно побежала рябь. Арктур направился к постели, смахнув по пути хрустальный шар, и плотно задвинул полог.

Выждав, пока его сознание успокоится, я резко села на кушетке. Из-за балдахина не доносилось ни звука.

Босиком я подкралась к ложу и чуть раздвинула полог. Рефаит лежал на боку, его тело тускло поблескивало в полумраке, русые волосы закрывали лицо. Внезапно на простыне, в области правого предплечья, проступила тонкая полоска света.