Никита с Аленой полюбили дом в Валенсии как свое второе родовое гнездо, даже подумывали заказать местному скульптору еще одного античного бога с Никитиным профилем. А мы в нашем доме-спасении – когда в этой стране случится все что угодно – были всего один раз. В сезон рыбалки, с марта по сентябрь, Андрей не поедет – много работы, а в другое время он не поедет, потому что это уже не сезон рыбалки.

– Ты уже заказала рыбалку для гостей? – строго спросил Никита. – Напишешь на приглашениях «тунец, рыба-меч, морской угорь».

Чиновник, ничего не поделаешь: он принял решение, а исполнять должны другие, причем вчера. Кстати, на месте Никиты я бы не вспоминала о морском угре. В тот единственный раз, что мы были в нашем доме в Валенсии, Никита чуть не погиб в море: резко бросился за морским угрем, запутался в леске и перевернул лодку, – а плавать он не умеет. Андрей вытащил Никиту вместе с морским угрем – вес угря 30 килограммов, вес Никиты 120 килограммов, разумно было бы бросить угря, но от угря никак нельзя было отказаться.

…– Я понимаю, что Ирка должна быть, они с Аленой Муру вырастили, но этот?! Этого, оборотня, надеюсь, не будет?… Ты ведь можешь его не приглашать?…

…Почему Ирка с Аленой вырастили Муру? Я сама вырастила Муру. Растить Муру было одно удовольствие… Мурка была совершенно невыносимой, рядом с ней нельзя было читать, смотреть кино, думать, – если бы она болтала, не умолкая, сама по себе, но Мурка все время требовала «давай поразговариваем». Но одно удовольствие точно было – когда я отдавала ее Ирке и Алене с Никитой и некоторое время просто молчала… а Ильи тогда еще не было с нами.

С Ильей.

– Ты можешь его не приглашать? Я понимаю, что Алена должна быть, но…

Воспитанность не позволяет Илье назвать человека «этот», поэтому Илья называет Никиту «но». Как дети, право.

– …Быстро дай мне кофе… я так устал, что не смогу даже кофе выпить… у тебя есть пирожки?… – Илья упал на диван, прикрыл глаза, забормотал: – Утром проснулся с чувством, что все ужасно, все позади, дальше лучше не будет, только хуже…

Илья невысокий, с умным благородным лицом, сутулится, скрючивается, сплетает ноги и руки, нервно поправляет очки, – типичный постаревший еврейский мальчик, который читал книжки, пока все ребята носились по двору. Но, если приглядеться, замечаешь, что он притворяется типичным, что он изящно сутулится, красиво сплетает ноги и руки, пластично скрючивается. Илья – фехтовальщик. В детстве и юности занимался фехтованием, а несколько лет назад занял третье место в ветеранском турнире сеньоров Европы. Сеньор Европы, – должен визжать от счастья! Но Илья, показывая серебряный кубок, не визжал, а печально улыбался. Прекратил тренировки и больше не вспоминает про фехтование. Думаю, мама привила ему привычку считать, что фехтование не настоящее достижение, а просто кружок, и главное – хорошо учиться.

– Убери животных, не терплю собак… и котов, – слабо вскрикнул Илья.

Лев Евгеньич деликатно тронул Илью лапой – «гладь, не останавливайся», Савва Игнатьич мяукнул, Илья, вздохнув, принялся гладить обоих левой рукой. Его правая рука всегда занята фейсбуком. Илья проверяет свой фейсбук каждые полчаса. У него пять тысяч друзей и так много подписчиков, что он мог бы считаться газетой или журналом с приличным тиражом. Кажется, что у публичного человека должно быть много друзей, но это не так: в фейсбуке его поздравили с днем рождения сто пятьдесят восемь близких друзей, а в жизни – мама, Ирка и я, мама и Ирка не считаются.

Звонок – Софья Марковна.

– Деточка, кошмар! Я уже больше часа не знаю, где Илюша!.. Ах, у вас? Передайте ему привет от мамы.

Софья Марковна всегда знает, где Илья. Илья читает лекции на филфаке, у Софьи Марковны есть университетское расписание. Илья читает лекции в разных «культурных пространствах», куда взрослые люди приходят, чтобы стать умней, у Софьи Марковны есть расписание. Во время прямого эфира Софья Марковна звонит на радио: задает вопросы, притворяясь слушателем.

Я включила громкую связь и сказала:

– Илья, это твоя мама.

– Мама, – нежно сказал Илья, не отрываясь от фейсбука.

– Илю-юша! – отозвалась Софья Марковна, и другим, спокойным тоном: – …А для вас, деточка, у меня есть кое-что очень приятное. Одна моя приятельница перенесла операцию – аппендицит. Представьте себе – после операции у нее разошлись швы, и ее снова повезли в операционную!.. Ну что, я вас обрадовала?

– Э-э… да… спасибо.

Вот что оказалось: Софья Марковна вчера принесла мою новую книжку приятельнице, лежащей в больнице. Приятельница, профессор филологии, презрительно фыркнула «зачем мне романтическая комедия?», а вечером начала читать от больничной скуки, – и так смеялась, что у нее разошлись швы.

Прекрасная и одновременно ужасная история. Профессора филологии читают Гаспарова и Мамардашвили, не смеются над ироничными романчиками «про жизнь», а этот конкретный профессор с аппендицитом смеялась, значит, моя книга – хорошая!.. Но из-за меня профессору филологии под наркозом зашивали швы. Наркоз небезопасен для организма. Если бы она читала Гаспарова, Мамардашвили, Эйдельмана, Проппа, этого бы не случилось.

– Я записала ее слова, чтобы вам было приятно: «С трудом верится, что автор – взрослый человек». Вам приятно?… Она спрашивала, есть ли у вас муж, я сказала, что я прекрасно с ним знакома и мне удалось разглядеть за его суровостью нежную душу… Уж я-то, слава богу, знаю, он носил меня на руках!

Андрей носил Софью Марковну на руках не потому, что у него нежная душа, а потому, что наша районная травма находится на третьем этаже в старом здании без лифта. Софья Марковна сломала ногу, у Ильи был прямой эфир, и Андрей возил ее в травму.

– Ах, деточка, как вам повезло… Ваш Андрей красив, как бог, и при этом надежный, порядочный, верный… вот бы моему Илюше такого!

Посторонний человек мог бы подумать, что ее Илюша – гей.

– Софья Марковна, Андрей никогда не смог бы полюбить Илью. Андрей – нормальной ориентации. Он равнодушен к фигурному катанию, моде, опере, скучает даже на «Травиате», не говоря уж о Вагнере, недавно проспал всего «Лоэнгрина»…

Софья Марковна снисходительно хмыкнула:

– Деточка, у вас избитое представление о геях. Они не обязательно любят оперу. Так вот, я о вашем Андрее, – вот бы моему Илюше такого, а он женился на хомяке.

Посторонний человек подумал бы, что ее Илюша мог бы, к ее радости, быть геем, но разочаровал ее, став зоофилом.

– Деточка, еще кое-что приятное, – профессиональный вердикт от профессора филологии: ваша книжка никому не нужна. Ирония, детское восприятие жизни, подтекст, ненавязчивые культурные аллюзии – это не для массового читателя, все это только для нас, для своих…Деточка, вы тут?… Сколько я вам сегодня наговорила приятного! Скажите мне «спасибо» и можете попрощаться.

– Спасибо, Софья Марковна, до свидания, Софья Марковна.