Перед дверью своей комнаты Ваня попросил подождать, забежал первым, включил свет, что-то передвинул и только после этого торжественно пригласил нас войти.

В комнате царит специфический порядок, в котором может разобраться только её хозяин. Стопками сложены вырезки из журналов и газет с известными актёрами и актрисами, сухие листья и конфетные фантики. На полу возвышаются горы железных деталей от неизвестных механизмов, притащенные невесть откуда. Стены украшают наклеенные этикетки от винных и прочих алкогольных бутылок. Среди наклеек висят семейные фото: мой папа лет в десять с трофейным немецким велосипедом, мой дедушка в форме с кобурой и одна из бабушек с группой отдыхающих в Крыму. Основное место в этом иконостасе занимают плакаты с французской киноактрисой шестидесятых годов и современным голливудским блондином.

– Он тебе нравится? – Соня кивнула на блондина с плаката.

– Я их всех люблю, они такие красивые, – объясняет Ваня, поглаживая безупречный обнажённый торс актёра. – И её. – Ваня переключается на французскую кинодиву. – Она такая нежная, у неё такие глаза…

Маша рассмеялась, Ваня резко изменился в настроении.

– Почему ты смеёшься? Я что-то не так сказал?

– Нет, нет, всё в порядке…

– Ты надо мной смеёшься, ты пришла сюда, чтобы посмеяться! – Ваня вдруг обиделся не на шутку.

– Нет, извини, я улыбаюсь потому, что мне нравится твоя комната!

– Ваня, не обижайся, Маша не хочет тебя обижать! Просто она часто смеётся без причины, – вмешалась Соня.

– Я не хочу быть уродом, не хочу, чтобы надо мной фмеялись! Я хочу быть красивым, п… прямым! – Ваня стал путать буквы.

– Мне самой он очень нравится! – с жаром произнесла Соня, указывая на плакат с актёром. – Мне нравятся блондины, как ты… – Хитрая стерва, быстро нашла выход из сложного положения! Ваня не совсем блондин, скорее светло-русый, но Сонино признание моментально растопило его сердце.

– Как я? – только и переспросил он.

– Да, как ты. – Соня крепко оседлала удачную тему и пришпорила её: – Смотри, какие у меня тёмные волосы. Из-за них меня считают злюкой. Все любят светловолосых, таких, как ты и Машка. Я тоже таких люблю! – Говоря это, Соня встряхнула своей роскошной каштановой шевелюрой, отчего у Вани раскрылся сам собой рот, а у меня дрогнуло сердце. Соня нанесла последний удар: – Ты симпатичный парень, только модной стрижки и прикида не хватает, папаша совсем тебя запустил.

Я попытался возразить, но не успел. Ваня сказал то, чего я боялся больше всего:

– А хотите, я вам покажу мой тайник?..

Когда он приглашал сестёр в свою комнату, я порядком напрягся. Потом понял, что он не собирается хвастать картиной, и успокоился. Напрасно.

– Ваня, я не думаю, что девочкам интересно…

– Нам интересно!

Ваня полез к ковру…

– Здесь карман, здесь карман. Вот так открывается… – Ваня, как туземец, начал хвастаться перед белыми туристами своей хижиной.

– Модная штука! – подбадривают сёстры.

– Вань, это глупая идея!

– Да что ты ему всё запрещаешь?!

У меня всегда перехватывает дыхание, когда нервничаю. И тут перехватило… не могу ничего сказать, чтобы отвлечь его. Першит в горле.

– Смотрите, что тут…

Ваня расстегнул один из карманов и раздвинул его руками для наглядности.

– И тут, и тут, – раскрывает карман за карманом, выдавая свой тайник в буквальном смысле с потрохами.

– Круто придумано! – неподдельно удивилась Соня.

– Смотрите! – Ваня засунул голову в один из карманов.

«Всё, хана, сейчас он вытащит картину», – подумал я, мысленно готовясь к катастрофе, и закашлялся.

Ваня посмотрел на меня с испугом. Вспомнил смерть мамы… Я закашлялся сильнее и захрипел, глотая воздух, замахал руками. Ваня подскочил и давай хлопать меня по спине. Соня побежала за водой на кухню.

Я вытер слёзы, выступившие на глазах.

– Слюна не в то горло попала…

Бом! Бом! Забили часы в гостиной.

– А сколько времени? – Все будто очнулись.

– Одиннадцать! – прохрипел я. Никогда не отвечал на этот вопрос столь радостно.

– Ой, мы засиделись! У меня завтра встреча рано. Да и вам спать, наверное, пора. Спасибо за вечер, отличный тайник!

Мы сговорились о поездке в театр, сёстры чмокнули нас на прощание и покинули квартиру.

На следующий день я засел за компьютер. Единственное самостоятельно нажитое имущество, не считая тачки. Надо один чертёж сделать для медцентра. Формальная вещь: кабинет УЗИ, все размеры известны, чисто техническое задание. Я вожу стрелкой по экрану, вытягиваю линии, размечаю оконный и дверной проёмы. За каждый такой проект отваливают двести баксов.

– Папа, привет! – кричит в открытую дверь Ваня.

– Привет.

– Проектируешь? – Он недавно выучил это слово.

– Да.

– Небоскрёб?

– Вань, можно меня оставить в покое, хотя бы когда я работаю?!

Он исчезает, поджав хвост. Обидчивый какой, не могу же я с ним всё время проводить! Смотрю в экран. Трёхмерная модель будущего кабинета УЗИ передо мной, как скелет. Что будет происходить в этом кабинете, когда медцентр построят? Сколько там будут узнавать радостных и печальных известий… Разглядываю руки на клавиатуре. Распрямляю и сгибаю пальцы…

Не могу сосредоточиться. Сделаю-ка уборку. После вчерашнего визита сестёр я увидел квартиру их глазами. У нас не просто бардак, это какой-то неописуемый навал барахла. Клочья пыли под шкафами.

Начал со спальни. Разобрал родительскую кровать, чтобы всё протереть. Из-под матраса, как разбегающиеся тараканы, посыпались портреты целителя Семенкова. Портреты вроде как обладают лечебной силой. Мама верила, что с помощью этих портретов сможет излечить Ваню, сделать его таким же, как все. «Он будет генералом, как дедушка», – говорила она. Семенков – лысоватый господин с длинными волосами, отросшими на висках и затылке. Его портреты, отпечатанные на глянцевой бумаге, требуется класть под матрас и носить на себе под одеждой. Мама буквально обкладывала ими своё тело и Ванино (чем больше портретов, тем сильнее оздоровительный эффект), а чтобы портреты не истирались, упаковывала их в полиэтиленовые «файлы». При малейшем движении они с Ваней шуршали, как покупки в супермаркете.

Я собрал портреты, но стало жаль их выкидывать. Почему? Неужели боюсь «мести» всесильного целителя? Нет… просто память… уберу на антресоли. Разложив обляпанную краской во время давнего ремонта стремянку, я распахнул слипшиеся дверцы антресолей. В лицо пахнуло запахом старых тканей, кожи и дерева. Груды пакетов, гремящая фигурами складная шахматная доска с покоробившимся лаком, рулон пожелтевших обоев в цветочек…