— У меня в школе на уроке физкультуры одна девочка ногу подвернула, но ее физкультурник все равно заставлял прыгать в длину, сказал, что, если будет прикидываться, двойку в четверти поставит. Мы ее защищали, конечно, но он уперся и слушать не желал. Ей пришлось папе звонить, а он у нее полковник милиции, так приехал наряд и физкультурника забрали в отделение. А директриса собрала нас в классе и ругалась, грозила, что все мы на второй год останемся. А я сказала, что вообще тогда в школу ходить не стану и ничего они мне не сделают, потому что у моего папы такие связи, что им милиция детским садом покажется…

— Маша, помолчала бы ты, а? — грустно предложил Сюр. — И так тошно, а тут еще ты зудишь.

Девчонка посмотрела на него непонимающе, волосы на лбу поправила и опять за свое: как с директрисой собачилась, как ее в учительскую водили и что только один математик за нее заступился.

Моте ее трескотня не мешала. Это нормально, у всех новичков словесный понос случается, и несут они всякую околесицу. Тут главное — дать им выговориться. А вот Сюр удивил — не впервые же с новичком в Зону заходит, должен бы быть в курсе таких вещей. Надо бы приглядеть за ним, чтобы ненароком не съехал мужик с катушек, не то неприятностей не оберешься.

Только прошли остов автобуса и приблизились к повороту на кладбище техники, как Мотя что-то почувствовал и встал как вкопанный. Если бы его попросили объяснить, что он почувствовал, то он не смог бы этого сделать даже под страхом немедленного четвертования. По идее, их путь лежал прямо, но именно прямо он идти и не хотел. Направо на кладбище повернуть — это пожалуйста, прямо — ни за что. Пусть и дольше придется топать, и через «грязное» пятно между холмами проходить, но если интуиция взбунтовалась, то следует к ней прислушиваться. Без интуиции в Зоне никуда, она — залог выживания. Мотя оглянулся на спутников, они стояли и настороженно смотрели на проводника, почувствовав его напряжение. Он махнул им рукой, показывая, что пойдут в обход, взял винтовку наизготовку и пошел направо.

Кладбище техники потому так и называлось, что сюда свозили зараженную радиацией технику во время ликвидации первой Чернобыльской катастрофы тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Оно представляло собой огромный пустырь, заставленный сотнями, если не тысячами, отработавших свое грузовиков вертолетов и бэтээров. Весь этот металлолом безбожно фонил, а появившиеся после второго взрыва две тысячи шестого года стаи слепых собак и аномалии сделали это место еще менее привлекательным. Но, невзирая на радиацию и агрессивную фауну, все же находились смельчаки, рисковавшие не только по кладбищу ходить, но даже устраивать на нем стоянки.

В быстром темпе (Мотя не хотел принимать «антирад» и старался как можно быстрее выйти из «грязной» зоны) проскакали по вертолетному коридору, немного задержались в коридоре грузовиков, обходя по крышам автомобилей пару воронок, и вышли через дыру в ограде из ржавой колючей проволоки ровно к подножию холма. Вот тут уже начиналась настоящая Зона, потому что ложбина, по которой предстояло пройти, была заполнена «жарками» и «трамплинами». Спешить не следовало, не блох ловим, а свериться с детектором не помешает.

— Включай прибор, Транец, — скомандовал Мотя.

Похожий на филина сталкер активировал прибор, который тут же принялся попискивать, сигнализируя об аномальной активности поблизости, и протянул его проводнику.

— Давай лучше ты его неси, а я гайками провешивать стану. — Мотя извлек из кармана несколько штук и принялся привязывать к ним ленточки. — А вы ждите здесь, — он повернулся к остальным членам команды, — потом по гайкам пройдете, когда я отмашку дам. Раньше команды в ложбину не суйтесь.

Он примерился и запустил первую гайку, та пролетела беспрепятственно метров десять и приземлилась возле лужи, похожей на страну Италию, как она выглядит на карте.

— Давай помалу до гайки, — подтолкнул Мотя Транца, — но с детектором сверяйся. Я сразу за тобой.

Прошли нормально еще пять гаек, аномалии хорошо отображались на экране, да и дождь помогал, обрисовывая их, и Мотя уже собрался было бросать очередную гайку, как вдруг заметил небольшое свечение между двумя жарками слева.

— А ну глянь туда, — он ткнул пальцем в сторону свечения, — это не артефакт там за кочкой семафорит?

— Похоже. — Транец в задумчивости почесал бороду. — Проверить?

— Давай. Только сперва гайку туда зашвырну, по ней пойдешь.

Мотя немного не рассчитал силу броска, и гайка не долетела до цели около полуметра.

— Сойдет.

Транец мелкими шажками направился в сторону кочки и через пару десятков секунд радостно воскликнул:

— Ого! Вот это пруха! Тут целых два «глаза» спряталось! Есть во что упаковать?

— Контейнеры за Периметром остались. — Мотя подумал, что оставлять такие редкие артефакты из-за отсутствия тары для переноски глупо. — Придется по карманам распихивать, а радиацию потом выведем. Давай подбирай и возвращайся.

Два «глаза» в одном месте — это к неудаче. Среди ветеранов Зоны бытовало мнение, что если носить этот редкий артефакт на поясе или в нагрудном кармане (в кармане предпочтительнее, потому что к сердцу ближе), то быть тебе непременно везунчиком и в смерти, и в любви. Мотя, как большинство сталкеров его поколения, в приметы верил, всячески соблюдал связанные с ними ритуалы и моментально бил в торец, если при нем кто-либо из новичков позволял себе пренебрежительно отзываться о приметах. А все потому, что он на собственной шкуре испытал их действенность и знал — сталкерские приметы работают. И вот — сразу два артефакта, приносящих удачу. Следовательно — быть беде, потому что закон подлости в Зоне работает как нигде.

Вернулся счастливый Транец.

— Нет, ты видел, какая пруха? Два! Сразу два «глаза» в одном месте! Интересно, сколько монет нам за них барыга отвалит?

— Погоди радоваться…

— Согласно договору, — тут же набычился Транец, — всю добычу, найденную в походе, делим пополам.

— Пополам-пополам, никто и не спорит. Я тебе о другом толкую. Ты знаешь, что это за артефакт? Знаешь, что он удачу приносит? А теперь попробуй вспомнить, известны ли тебе случаи, чтобы кто-нибудь когда-нибудь находил два «глаза» одновременно. Не слыхал о таком? Вот и я не слыхал. И никто не слыхал. А теперь пошевели извилинами, ты ведь мальчик умный.

Транец на минуту задумался, наморщив лоб, покрутил варианты в уме, а когда его осенило, он даже выронил артефакты и стал вытирать руки о колени, слово испачкался чем-то мерзким.

— Вот то-то же! — Мотя назидательно поднял указательный палец. — А артефакты подними, ибо сказано было: «На Черного Сталкера надейся, а сам не плошай».

Двинулись дальше и, бросив еще три гайки, выбрались на другую сторону ложбины. Мотя помахал Сюру, тот кивнул, объяснил Маше алгоритм движения и не торопясь пошел от одной белой ленточки к другой. Маша следовала за ним на расстоянии вытянутой руки, а замыкал своеобразный караван Боцман. Пока они обходили аномалии, Мотя решил проверить местность и полез на холм. На самом деле это был искусственный холм из строительного мусора и фонило на нем со страшной силой. Видимо, сюда свозили остатки разрушенных стен и перекрытий из четвертого энергоблока, а потом засыпали вынутой из-под него же землей. В другой бы ситуации Мотю на него ни за какие коврижки не затянули бы, но ему не давало покоя то возникшее чувство опасности, которое заставило его свернуть на свалку. На вершину он заполз на пузе, выбрал местечко почище и достал бинокль.