Так стоп? Где я? В больнице? какого черта я тут делаю? Пытаюсь оглядеться по сторонам, нет, это точно не больница, слишком роскошный интерьер.

Лепнина на потолке, декоративные торшеры по бокам огромной кровати, вычурная, словно королевская, мебель.

Что вообще происходит? И почему я чувствую себя так, будто прошла войну? И еще, почему-то жутко хочется плакать, прям ком в горле стоит.

Воспоминания гнусными червями лезут в голову другим, медленно извиваясь в закоулках памяти.

Машина, удар, похищение, гараж, жестокий амбал срывающий с Сашки одежду, трое парней, окружившие меня, и губы… губы того ублюдка на моей груди, пока второй запускал руку мне в трусы.

Тошнота в тот же миг подступила к голу, я зажимая ладонью рот, тут же села в кровати и, не выдержав, склонилась головой к полу с края кровати, меня стошнило прямо туда, на пол, на красивый белоснежный ковер, приступы подкатывали другим, выворачивая внутренности наизнанку, будто весь мой организм пытался вывести наружу все воспоминания об этой кошмарной ночи.

Опираясь руками на край кровати, я так и сидела полулежа, полусидя, из глаз текли слезы, тело начинало трясти, мозг отказывался принимать информацию, что это случилось со мной.

СО МНОЙ.

Тихой скромной девочкой из провинции. Да я даже секс в машине считаю чем-то грязным и не правильным. Не должно было быть так. Не должно.

И еще, я не знаю, что было дальше. Если, эти уроды изнасиловали меня — я не знаю, как жить теперь. Как вообще после такого можно жить? К горлу опять подступил острый спазм тошноты.

Слезы, крупными градинами сочились из глаз, стекали на кончик носа и капали туда же, на пол, в мерзкую лужу не переваренных остатков еды, вперемешку с алкоголем и воспоминаниями.

— Аня, господи, бедная. — Слышу голос возле двери и быстрые шаги тут же достигают кровати, человек собирает мои волосы сзади, чтоб они не попадали на лицо, и нежно, большой сильной ладонью гладит мою спину.

Рыдания душат меня, мешая приступам тошноты.

— Ну, ну, девочка, тише, все прошло, все хорошо, ты в безопасности, теперь все хорошо.

Это Максим, из тысячи я узнаю его голос, который сейчас переполнен нежностью и состраданием.

Тошнота потихоньку отходит и я могу выпрямиться, посмотрев на него.

Слезы все еще душат, и я не могу успокоиться. В голове вертится только один вопрос:

— Где. Где Саша? — Запинаясь, сквозь слезы, произношу я.

— Все в порядке, она здесь, в своей комнате, вы в нашем загородном доме, с ней все хорошо, мы вовремя успели, и эти ублюдки не успели вам серьезно навредить. Аня, сексуального контакта у вас с ними не было, они не успели ничего сделать. Да, то, что вам пришлось пережить не приятно, но не критично, эти ублюдки никогда больше к вам не притронуться. Обещаю.

Тихий стон вырывается из меня, и вслед за ним просто лавина слез. Слез печали, испуга, мучений. Рыдания рвались из меня, освобождая, пугая, заставляя вздрагивать всем телом. Я рыдала в голос, громко, безутешно, испуганно, высвобождая из груди облегчение, которое принесли мне его слова.

Все кончилось. Они ничего не сделали. Все хорошо. Саша жива.

Чувствую, как сильные руки Максима притягивают меня к себе. Он обнимает меня и гладит по голове. Мы сидим так минут пять и я, не стесняясь, рыдаю ему в рубашку, выплакивая всю свою боль и страх.

— Все, тише, девочка моя, не плачь, все хорошо. Все хорошо, Анют.

Это обращение заставляет прийти меня в себя. Так называл меня папа, когда я была еще совсем малышкой, это одно из немного, что я очень отчетливо помню. Анют…..

Придя в себя, я отстраняюсь от Максима, потупив глаза, и поправляя невидимые складки на одеяле, которое укрывает мои ноги. Я одета в белую мужскую рубашку, пахнущую порошком и свежестью. Максим медленно обхватывает мое лицо ладонями и убирает с лица прилипшие от слез пряди волос. Нежные, почти невесомые прикосновения. Я завороженно наблюдаю за ним, смотря в глаза.

— Медики уже осмотрели тебя, вкололи обезболивающее, но на голове сильный ушиб, сотрясение, наверное, еще поболит несколько дней. Тебе прописали постельный режим на неделю, я не повез вас в больницу, пока не придете в себя — находиться с Сашей будете здесь. Все необходимые вещи вам привезут. Противопоказано сильно напрягаться и что-то делать, но я понимаю, что, наверное, тебе хочется в душ?

— Да, очень.

Действительно, сильнее всего, мне сейчас хочется смыть со своего тела все прикосновения тех гнусных подонков.

— Давай я провожу тебя? Покажу, где находиться и выдам все необходимое. Домработница пока уберет комнату и принесет тебе ужин.

— Ужин? сколько сейчас времени? — Оглядываюсь на окно в комнате, шторы плотно задернуты, определить время суток невозможно.

— Сейчас десять вечера, мы привезли вас в четыре утра и с тех пор ты спада после укола. Саша проснулась несколько часов назад, но сейчас снова уснула.

— О боже…

Стоя под прохладными струями воды, я начинаю медленно приходить в себя и осмысливать все происходящее. Тщательно тру все тело жесткой мочалкой, будто пытаясь стереть кожу, и между тем приходит осознание, что закончилось все более-менее хорошо и мы сильно не пострадали, хотя и были в паре шагов от гибели.

Чувство спокойствия и безопасности постепенно приходят, может от слов Максима, о том, что эти ублюдки больше к нам не прикоснуться. может от того, что он просто рядом. В его объятиях я чувствую себя малышкой, которую оградили от всех на свете проблем и несчастий.

После душа я вернулась в свою комнату, на тумбе уже стоял ужин и так же рядом лежал мой телефон. Сначала немного поела, аппетита нет, но знаю, что нужны силы поскорее восстановиться.

Включила смартфон и первым делом набрала маму, от которой уже было несколько непринятых звонков:

— Аня, дорогая, ты что, до инфаркта меня хочешь довести? Где ты пропадала? У меня сердце «не на месте» со вчерашнего вечера, у тебя все хорошо? Уже думала обзванивать Московские больницы и … морги.

Слышу, что голос мамы дрожит. Господи, если я сейчас ей все расскажу — то сделаю только хуже. Ее голос, такой родной, успокаивающий, любимый. Мамочка моя.

— Мамулечка, любимая, прости меня. Вчера с Сашей в клубе мы немного перебрали, пришли рано утром, и вот — только проснулись. Я не думала, что ты станешь так переживать. Извини, родная.

Сочиняю я на ходу нелепое оправдание. Сейчас ведь все хорошо, ей незачем знать об этих страшных событиях, хочу поберечь ее нервы.

— Аня, ну как же так, ты же знаешь, что я всегда переживаю.

Начинает причитать мама. Да, мама, знаю, но услышав, что со мной произошло — ты начнешь переживать еще больше. Печально думаю я, вслух, конечно же, этого не произношу. Мы с мамой поболтали еще несколько минут, и успокоив ее, я повесила трубку.