– Может, чистку сделать? – тоскливо спрашивает Катя.

– Ты что! – возмущается Даша. – После стягивающей!

– Затылок мне Светка длинный оставила. Правда?

– Нормальный у тебя затылок.

– А на висках не коротко?

– Самый раз. Не мандражируй, Катька!

– Тебе легко говорить, – вздыхает Катя, – у тебя муж и двое детей. Я решила в синем платье идти, но, может, у Веры лосины попросить? А у Гали блузку индийскую?

– Синее тебе идет и бюст подчеркивает. Хочешь мой газовый шарфик? – предлагает Даша.

– А к синему черные туфли подходят?

– У тебя же сумка черная.

И так все двадцать минут. Мне хочется поднять голову и сказать Кате: «Ничего у вас не получится! Вас ждет полный провал».

Отлично представляю, что последует дальше.

«Почему?!» – в один голос воскликнут Катя и Даша.

«Вы, Катя, считаете, что красоту делают краски и тряпки, – ответила бы я. – Вы прочитали о Шерон Стоун, которая платит тысячу долларов за макияж, и желчью исходите от зависти. Поскольку утехи американской дивы вам недоступны, вы полагаете, что никогда не будете прекрасной. И действительно не будете!

К вашему лицу приклеилось выражение неудачницы и просительницы. Неудачников не любят, боятся заразиться. Просительницам иногда подают, чтобы скорее избавиться».

Я бы сказала девушкам, что экзамены надо уметь сдавать. И оценка ставится не по сумме знаний, а по умению их преподнести.

В институте моя подруга, зубрилка Таня, стабильно получала «удовлетворительно». Я шла на экзамены с ее конспектами и почти всегда получала «отлично». Таня жалостливо, с мольбой во взоре смотрела на преподавателя: дяденька, будьте добреньки, поставьте «троечку». Я нахально жонглировала скудным запасом терминов и формул, строила глазки экзаменатору: сэр, вы не будете себя уважать, если не поставите мне «пять».

Этот пример для Кати и Даши, которые университетов не кончали, пожалуй, не годится. Можно просто самодовольно заявить девушкам: «Посмотрите на меня! Я могу очаровать любого человека – от младенца у материнской груди до старца на смертном одре».

Девушки обменяются взглядами: «Кто бы говорил! Ее никакой массаж не спасет».

* * *

Есть женщины некрасивые, но симпатичные, есть некрасивые до уродливости. Я отношусь ко второй категории. У меня лицо широким сердечком – большие скулы, узкий треугольник щек и подбородка. Рот длинный и губастый. Его разделить вертикальной чертой пополам – двоим хватит. Когда я улыбаюсь или смеюсь, рот растягивается от уха до уха, как у жабы, можно было бы сказать, если бы не крупные белые зубы. Поскольку челюсть оголяется полностью, кажется, что у меня больше положенных тридцати двух зубов. Глаза тоже большие и навыкате, нижние и верхние веки хоть сантиметром меряй. О носе ничего плохого не скажешь. Нормальный, правильной формы – чужак, придавленный верхним и нижним безобразием.

Широколицые люди всегда кажутся более толстыми, чем есть на самом деле. Но, отведя взгляд от моего лица, вы обнаружите идеальную фигуру.

Словом, Боженька лепил меня так: задумался о чем-то и напортачил с формой головы, ртом и глазами. Спохватился – присобачил хорошенький носик, копну густых волос шмякнул на череп, медовый голос в глотку воткнул, затем тщательно вылепил фигуру. Посмотрел со стороны, нахмурился и, движимый раскаянием, вдохнул в меня бездну обаяния.

Словами обаяние описать трудно, но есть точное сравнение – оно действует как гипноз. Через пять минут общения со мной люди забывают о моей уродливости, через двадцать я им кажусь прекрасным человеком.

В школе одноклассницы наперебой старались со мной дружить – мальчишки в компании были обеспечены.

В институте одна девица пыталась меня отравить – насыпала в компот крысиного яду, хотя ее жених-изменник мне даром был не нужен.

Сослуживцы-мужчины флиртуют со мной напропалую.

Я не уникум, не феномен. История знает многих дурнушек, которые кружили головы с таким успехом, который писаным красавицам и не снился. Лиля Брик, например, и в молодости красотой не блистала, а в семьдесят лет обворожила двадцатилетнего француза. Не какого-нибудь замухрышку, а владельца шикарного дома мод. В биографии любой известной обольстительницы встретится фраза: «Она не была исключительно красивой, но…»

Множество раз я задавала себе вопрос: «Променяла бы ты квазимодовское лицо и веселый нрав на ангельский облик и вялый характер?» Торопливо отвечала: «Нет! Никогда!» Но если бы я была верующей и меня спросили на исповеди… не знаю, каким был бы ответ.

Мне досталось от людей. В детстве у меня было прозвище Крошка Цахес. Родители Гофмана не читали, я тем более не знала, что Цахес – мерзкий уродец. «Крошка» – ласковое хорошее слово, я радостно откликалась. Таких уколов десятки, может, сотни. Я всех простила.

Как нельзя танцевать вальс на одной ноге, так нельзя быть обаятельным человеком и не любить людей. «Любить» – пожалуй, слишком громко… Относиться к ним с интересом – так точнее. Я берегу свое обаяние, как лелеют талант. Поэтому мне не страшно даже то, что ранит больнее открытой насмешки, – жалость и сострадание.

Я увлеклась рассуждениями и воспоминаниями, которыми делиться с девушками, конечно, не стану. На чем мы остановились?

«Вы замужем?» – настороженно спросит Катя.

«Да, и у меня прекрасные дети».

«А как с другими мужчинами? – будет допытываться Даша. – С теми, что падают от вашего обаяния и в штабеля укладываются?»

«Никогда! – совру я. – Чувства не обязательно питаются ощущениями. В определенном смысле платоническое обожание стоит выше телесной любви».

«Как это?» – не поймет Катя.

Я доходчиво поясню:

«Что приятнее: когда тебя тайно любят или без разрешения лезут под юбку?»

* * *

Завершая массаж, Даша хлопает меня по щекам и аккуратно разглаживает крем.

– Готово, – встает она и выключает яркую лампу Катя продолжает канючить: надеть ей колготки со швами или без швов? Приклеить длинные ногти или оставить свои? Изменить форму бровей? Одолжить у подруги браслет? Цеплять ли серьги?

Я оделась и расплатилась с Дашей.

– У вас ничего не получится, – говорю Кате. – Вас ждет полный провал.

– Почему?! – хором восклицают Катя и Даша.

– Вы измочалили себя тревогами и сомнениями. Вы устали и вечером будете не свежее курицы размороженной. Если вы не верите в свои достоинства, почему в них должны верить другие? – пожимаю плечами и демонстрирую жест вроде того, каким фокусник заканчивает номер.

Девушки обменялись взглядами: «А она не такая страшненькая, как вначале показалось».

– Что же мне делать? – Катя едва не плачет. – Три дня колбасит – места не нахожу.