Если бы отец узнал, он пришел бы в ярость. Не то чтобы они этого боялись, но все же…

— Каких животных? — спросил он. Джулианна пожала плечами.

— Было несколько кроликов, птица со сломанным крылом. — Она не смогла совсем спрятать улыбку, притаившуюся в уголках ее губ. — Но я смело могу утверждать, что из всех животных, с которыми мне приходилось иметь дело, ты — самое большое.

— Благодарю. Я рад, что теперь знаю, как ты на самом деле ко мне относишься.

— Несколько дней назад ты не высказывал такого недовольства, — напомнила она.

— Так и есть. — Он смотрел, как она держит квадрат из ткани, и подставил руку, чтобы ей было удобнее прибинтовать его. — Но мне представляется все же, что кто-то обучал тебя.

Джулианна была погружена в выполнение своей задачи и отвечала рассеянно.

— Просто, когда я была маленькой, Себастьян лечил все мои ушибы и синяки.

— Ты называешь отца по имени?

— Нет, конечно же, нет. Себастьян — мой брат. Дейн бросил на нее недоуменный взгляд.

— Твой брат занимался твоими царапинами?

— Для этого надо было знать моего брата. Это один из тех мужчин, которые защищают и покровительствуют.

— А где была твоя мать?

Ее улыбка медленно исчезла. «Этого вопроса следовало ожидать», — решила она.

— Я не помню своей матери.

— Прости. — Он помолчал. — Она умерла, когда ты была маленькой?

— Да. Она… она сбежала с другим мужчиной. — Ее признание вылетело как-то внезапно, само собой. — Через Ла-Манш. Они погибли.

Он уставился на нее.

— О Боже!

— Да, это был такой позор!

— А что твой отец?

— Он тоже умер довольно давно. — Ее пальцы теребили платье. Она подняла голову и с некоторым усилием засмеялась. — Не знаю, почему я все это рассказала тебе. Я редко даже думаю об этом.

Некоторое время Дейн не говорил ничего. Затем спросил:

— Сколько тебе лет, Джулианна? Ее глаза сузились.

— Это, сэр, не ваше дело.

— Ну, пожалуйста, — быстро произнес он. — Сколько тебе лет?

Она свирепо посмотрела на него, сжав губы, отчего мягкий ротик превратился в прямую линию.

— Хорошо, тогда я догадаюсь. Двадцать восемь?

— Нет! — процедила она сквозь зубы.

Обиделась. Значит, ей нет двадцати восьми. Дейн быстро поправил себя:

— Двадцать семь?

Она не стала отрицать и не подтвердила. Значит, он угадал. Ей двадцать семь лет.

— Почему ты не замужем?

— Такой вопрос не задают леди! Он не отступал.

— Ты у нас синий чулок?

Джулианна почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.

— Тебе нравится оскорблять меня?

— Я не хотел обидеть. Такая красавица, как ты, давно должна была бы быть замужем. У тебя уже могло быть по крайней мере трое детей.

Дети. Она вспомнила детей своих братьев — двойняшек Джеффри и Софи у Себастьяна и маленькую дочку Джастина Лиззи. Она нежно любила их всех, но это были не ее дети. Вдруг она остро почувствовала свою потерю.

И его насмешка жгла. Джулианна ничего не могла с этим поделать. Она-то думала, что стала неуязвимой, и напрасно.

Ее мысли обратились к Томасу. Сердце ее от боли рвалось на частично она крепилась, чтобы не показать этого. «Если бы только, — думала она, — если бы только…»

В глубине души она знала, что Томас не был мужчиной ее мечты. Он никогда бы не был ей хорошим мужем, но случались моменты, когда она жалела о несбывшемся…

— Ты задаешь вопросы, на которые не имеешь права, — резко сказала она.

— Возможно, но я отношу себя к людям, которые выше всего ценят правду и честность.

— Ты? Человек вне закона? — Она задохнулась от возмущения. — Тогда скажи мне, почему ты не женат? Или женат?

— Нет.

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

— Наверное, никто не захотел иметь такого мужа.

— Может быть, но я никогда не просил ни одну женщину стать моей женой.

— Не могу представить себе женщину, которая бы согласилась, — парировала она. — Вряд ли у разбойников стабильный доход.

«Неудивительно, что она издевается надо мной. Я заслужил это», — признался Дейн.

Он поддразнивал ее, но ему уж очень хотелось знать. Он понимал, что она защищается, что ей больно, и не стал настаивать. Он понял, что возраст и семейное положение — явно уязвимые места прелестной Джулианны, и свернул разговор на темы, которые ни один из них не был готов обсуждать.

Он провел рукой по колючему подбородку.

— Приходилось ли тебе когда-нибудь брить мужчину?

Ошеломленное выражение ее лица было ответом на вопрос, но он уже знал, что она готова принять любой брошенный ей вызов.

В ее глазах запрыгали огоньки.

— Ты позволишь мне держать бритву у твоего горла?

Вопрос застал его врасплох. Делать было нечего, сказанного не воротишь. Он окинул ее взглядом. Неожиданно он понял, что не так уж уверен…

— Может быть, ты и не почтенный человек, — сказала она сладким голосом, — но мне кажется, что очень храбрый.

Вскоре она держала зеркало, а он сбривал щетину с лица и шеи. Вытерев остатки мыла с подбородка, он посмотрел на нее.

— Ну как, лучше?

Она кивнула в знак согласия:

— Гораздо лучше.

Она убрала бритвенные принадлежности в шкаф и вернулась, поджав губы.

— Ты, наверное, хочешь есть?

— Да, но только не этот чертов бульон.

Рот у нее открылся… и захлопнулся. Она явно была обижена.

— Довожу до твоего сведения, что мне стоило больших усилий приготовить его.

— И я ценю твои усилия, правда. Но я очень прожорливый, котенок.

— Конечно, воображаю, какой ты голодный. — Ее гнев сразу улетучился, но вдруг она забеспокоилась. — Вчера я съела последний кусочек хлеба. И… — Она закусила губу.

— И что? — спросил он.

Она неохотно встретила его взгляд.

— Лучше будет сказать тебе правду: ни разу в жизни мне не приходилось самой готовить, — произнесла она жалким голосом.

— В самом деле? — Он сделал вид, что очень удивлен. — Никогда бы не догадался!

Ее глаза сузились.

— Ты смеешься надо мной?

— Ни в малейшей степени. Я очень верю в тебя. Теперь послушай, у меня есть предложение. Снаружи у северного угла дома есть небольшая кладовая…