На выходных я вроде подхватил трипак от одной начинающей бляди из «фешенебельного» Рая. Никогда не знаешь, где притаился пиздец. В общем, дело полный отстой, просыпаешься, и все трусы в сплошных красно-коричневых кляксах, засохших и жестких, будто картон, или свежих и липких. Я вылез из кровати и пошел ссать. Ощущение такое, словно изливаешься кипятком. Меняя белье, я заметил, что сочащащиеся из меня капли меняют свой цвет. Он сделался гнойно-зеленым. Позвонил Тони, и он посоветовал: «Ни в коем случае не ходи в Главную поликлинику. Там от тебя не отстанут, пока не узнают имена всех до единой девчонок, кого ты хоть раз касался, потом разошлют письма всем твоим бабам, и, сам понимаешь, ни одна телка с тобой отныне даже разговаривать не станет». Дал мне адрес врубного врача с окраины Гарлема. Через его руки проходят все джанки и шлюхи, стучать он не станет. Восемь баксов. Я принял дозу для утреннего пробуждения и сел на поезд. Последнее время я стараюсь занюхивать дозняк, но он действует на меня не так, как обычно. Короче, приехал я в офис врача, весь обшарпанный, как Тони мне и расписал. Все случаи социальных болезней города толпились в здешней помойке. Симпатичная медсестренка попыталась узнать у меня, в чем дело. Я был несколько обескуражен. Скроил непроницаемую физиономию и указал на свой пах. Она спросила: «Выделения есть?» Я расслышал «увольнение» и ответил, что я еще не в армии. Тогда она объяснила, что речь идет о выделениях из моего пениса, тогда я покраснел, кивнул «да» и шлепнулся на свое место. Через несколько минут высунулся внушительных размеров доктор, назвал мою фамилию и пригласил меня внутрь. Я вошел в кабинет, понес ему о своих «выделениях из полового члена». Тот, даже не взглянув, засадил мне в задницу два здоровых шприца, вручил мне три таблетки, чтобы я их выпил, и протянул руку за бабками. Я полюбопытствовал он, что, даже не посмотрит на мою штучку, а он отвечал, что с вероятностью 90% у меня триппер и ему противно видеть эту гадость. Не знаю, шарлатан он или гений, но домой я шел, раздираемый большими сомнениями. Но сейчас прошло уже восемь часов, противный зеленый гной больше не течет, посему делаю вывод, что я снова в норме, если так можно выразиться.

Скоро мне стукнет пятнадцать и начавшаяся с этого лета героиново-кодеиновая зависимость становится все жестче и жестче. Впервые с тех пор, как в тринадцать лет мои вены лишились девственности, появилось ощущение, что пора подзавязывать, поскольку скоро грядет новый учебный год и подсадка мне ни к чему. Кодеиновая зависимость штука легкая; подкрадывается незаметно, пока ты убеждаешь себя: «Твою мать, я торчу на джанке уже три года и знаю, когда мне остановиться. Я не подсел плотно». Но одним чудесным утром просыпаешься, полон нос соплей, руки и ноги болят, их сводит. В конечном итоге ты побежден, и неважно, как долго ты обманывался насчет «контроля над собой». И вот я смотрю на свое отражение в зеркале и понимаю, пора завязывать, пока не встрял окончательно.

Блин, да ведь все не так легко. Последние три месяца я торчал чуть ли не ежедневно, плюс «время-от-временные» трипы в течение примерно трех лет. Ноги ноют так, словно я играл шесть матчей подряд на полной выкладке, глаза зудят и слезятся. Но хуже всего вот что: голоски, окружившие твою шею и поющие по поводу твоих тревог: «Сперва еще один раз, последний. Слезать будем завтра». И такая хрень ежесекундно, никак от нее не отвяжешься. Видишь ложку, и все мысли лишь о том, как готовить продукт. Руки и ноги все в дорожках. Остается только сидеть в этих долбаных «Штабах», куда почти никто не заглядывает, ведь сделай я хоть шаг во внешний мир, и вся бильярдная, как будто там медом намазано, наполнится барыгами. А когда Мэнкоул или другой наркот возвращается сюда и вмазывается у меня на глазах? Даже не представляю, какие меня ждут перемены. Лучше всего мне уехать за город или, черт возьми, не знаю, никогда здесь не появляться... даже писать невыносимо тяжело. От успокоительного толку нет, просто отсрочка и все. И как-то надо бороться с этим голосочком — я с радостью перетерплю боль в мышцах, но разум мой не выдерживает этого писка. Мне смешно, когда вспоминаю свое напыщенное и самоуверенное «все под контролем», лежа весь в соплях на долбанном вшивом диване, и хочется заорать со всей дури.

Уже две недели как я снова хожу в школу. Один старшеклассник шепнул мне насчет того, что самые клевые чувихи из всех частных школ посещают Детскую школу профессионального обучения, расположенную на 60-й улице. Я знаю телку из нашего квартала, звать Дебора Дакстер — очень перспективная модель, и она там учится. Однажды, выходя из магазина сэндвичей «Блипмиз», что на 56-й улице, я видел, как она прогуливалась с итальянской актрисочкой, которой всего тринадцать, но выглядит она на все двадцать пять. Охуеть можно. Все эти модели, актрисы или балерины с ума посходили из-за своей работы, и каждая моя новая знакомая интересуется, чем я по жизни занят. Чем я, блин, занят? Я играл младенца в рекламе детской присыпки Johnson & Johnson, будучи шести месяцев от роду, но я не горю желанием сообщать этот факт всем налево и направо. Я — реальный парень, слышите, вы, глупые бабы. А чуваки и того хуже... все мысли лишь о своей исключительности, а сами, в большинстве своем, мудаки с претензиями. Вот, к примеру, один кекс, спятивший после того, как стал актером. Сегодня ворвался в «Блимпиз» с абсолютно безумным выражением на морде, растолкал народ, махая над Головой письмом и истошно вопя: «Мне дали! Мне дали главную роль!» Мы за тебя охуительно рады, придурок. Так всегда, сначала баран бараном, а потом начнет откалывать номера в духе Джина Келли[20]. Балерины все сплошь маньячки. У них у всех одинаковая походка. Узнаю их с первого взгляда. Раз пошел гулять с одной плясуньей. Выяснилось, что некий тип будет читать лекцию на тему: «Великий провал: какие связи существуют между балетом и современным танцем». И потащила меня туда, вместо запланированного мной похода в кино. Жутчайшее бредело о великом провале... Я принял успокоительного и вырубился. Отвел ее домой, а там никого. Она пригласила меня внутрь, уперлась насчет того, что касаться ее нельзя, и целовалась, как корова. С тех пор ее больше не видел. У нее по двадцать часов в день репетиций, и, чтобы достать меня окончательно, она пишет мне письма о том, как тоскует по мне, будто я живу далеко в Китае. Друзей у них нет, поскольку вокруг них скачут их мамаши с тех пор, как в два года они обзавелись своими долбанными портфелями и потеряли интерес ко всему остальному. Но встречаются экземпляры, которые вроде ничего особенного не делают, но все-таки умудряются попасть в струю, уж не знаю как. Наверно, это мое самолюбие исходит говном, не желая видеть мою чувиху на экране и все в таком роде, насколько я сейчас могу судить. А любой здешний ханжа легко найдет себе в подруги блядь. И даже богатую блядь, а всем молодым людям они просто необходимы.

Когда на страну Восходящего Солнца сбросили атомную бомбу, я еще на свет не появился. Но все равно мне пришлось за это расплачиваться по мере того, как я становился старше. Я даже теперь расплачиваюсь. «Дитя войны» не просто очередная теория двинутых психоаналитиков, и каждый, кто рос в тоже время, что и я, готов это подтвердить. Меня мучили жуткие кошмары, в которых чудовища на крошечных самолетиках кружили по моей комнате и бомбили мою кровать почти еженощно, когда мне было шесть или семь лет. Стоило пожарной машине или скорой помощи проехать под нашими окнами, как я, описываясь от страха, бежал к маме с мыслью, что все, начался воздушный налет. И до сих пор меня обдолбанного наяву преследует ужас нападения с воздуха. Хуже всего, что старые мудаки не верят в реальность этой возможности, не верят, что такое когда-нибудь может произойти с нами. Сегодня в нашей стране все популярнее становится антивоенное движение и мой папаша, а с ним все остальные, обзывают меня уродом, утверждая, что молодежь попала под дурное влияние красных, во всем виноваты злоебучие коммуняки и так далее. Вашу мать, да мне глубоко насрать, кто такие красные. Лишь сны, сохранившиеся в нашей памяти, способны заставить нас прекратить эти ядерные забавы. Я больше думаю о пожарной машине, проезжающей поздно вечером мимо нашего дома, нежели о Карле Марксе, когда громогласно предлагаю послать войну на хуй. Что мне за дело до коммуняк. Ложь, выдуманная, чтобы повесить на тебя всех собак. Русские тоже сволочи, все вы старые сволочи. Изобретаете государства смерти и закрашиваете себе седину.