Жизненные стереотипы порождают социально-типичные формы поведения и черты характера людей. Наличие типичных черт не отрицает нашу индивидуальность, но делает нас членами одной социальной общности, группы. Группа эта может быть достаточно большой или малой, но она обязательно имеет свои нормы. Реализуемые раз за разом ее членами, они обретают характер стереотипов.

Почему же тогда участники одной ситуации, члены одной группы не становятся точной копией друг друга? Да потому, что сила одних и тех же потребностей не равна у разных индивидов. Да и природные предпосылки играют не последнюю роль. Но, тем не менее, можно с уверенностью сказать, что определенные жизненные стереотипы порождают своеобразные типы характеров, как бы производят людей с определенным психическим складом. Ломка же стереотипов неизбежно отражается на характерологических особенностях детей, как, впрочем, и людей постарше.

Одной из загадок воспитания является специфичность воздействия на ребенка примера близких людей и, прежде всего, родителей. Почему-то хорошее прививается с большим трудом, а плохое – как будто само липнет.

Типичные ситуации

Дочь с зятем живут отдельно от нас. Но внуки часто приезжают погостить или просто навестить. Их у нас двое – Танечка и Петруша. По характеру оба в отца. Бровь эдак одну поднимут: «Бабушка, ты что такое говоришь?!» И лодыри такие же. Уж лишнего не переложат. Верно говорят: не из роду, а в род.

Вот пишут, личным примером надо воспитывать. Мы с отцом с весны до поздней осени каждые выходные на даче трудимся, спины не разгибаем. А дочь наша лентяйкой растет. То ей к Вере надо, то с Катей договорилась. На огороде ничего не делает, так хоть дома бы порядок навела, похозяйничала. Мы в воскресенье вечером возвращаемся усталые, я за пылесос и тряпку берусь, отец в магазин за хлебом бежит. А она даже посуду за собой не помоет. Составит всю аккуратненько в мойку, так и стоит до меня.

Нелечке седьмой год пошел. Любимое занятие – рядиться. Все мои платья, блузки, платки достанет из шкафа и наряжается. Я не помню, чтобы такой была.

Ну что от ребенка ждать, когда родители алкоголики. Ходит по двору, матерится целыми днями или по помойкам шастает, бутылки собирает. Жалко, конечно, мальчишку. Но своим наказываю, чтоб от него подальше держались.

Специальные наставления, обучение часто дают осечку, зато дети прекрасно копируют то, что мы и не замечаем за собой.

Прежде всего дети копируют характерную для взрослых манеру поведения и обращения друг с другом. Наши непроизвольные жесты, ужимки подмечаются и воспроизводятся малышами, поскольку именно на выражение лица и пантомимику обращено внимание ребенка, слабо владеющего речью. Подрастая, дети начинают перенимать интонации и выражения, которые часто бывают в ходу в нашем общении вне зависимости от ситуации. Наблюдая за играми дошкольников, легко можно заметить, что они обращаются к игрушечным персонажам так, как мы обращаемся к ним, и проявляют свою радость, неудовольствие или злость, сопровождая их теми же самыми возгласами, которые слышат из наших уст.

Словесное оформление эмоциональных переживаний ребята заимствуют и друг у друга. Аналогичные чувства, состояния влекут за собой заимствованные повторы одних и тех же фраз. Так в детско-подростковой среде распространяются выражения типа клево, мировая пукалка, во, прикол, ну, блин, опа на и т. п. Зато когда возмущенная мама восклицает: «Выбрось немедленно эту гадость!», заимствований не происходит, ведь вместо брезгливости и негодования они испытывают восторг, смешанный с острым интересом. И в ответ мы слышим: «Мам, ну ты посмотри, какая красивая гусеница (лягушка и др.)!»

Однако нравственные принципы усваиваются детьми с гораздо большим трудом. Восточная мудрость гласит: «Сколько ни повторяй «халва», во рту слаще не станет». То же происходит при выработке нравственных устоев поведения. Сколько ни тверди ребенку, что чужое брать нехорошо, что врать некрасиво, что девочек обижать нельзя, фразы эти остаются пустыми словами, если не подтверждаются ежедневными практическими наблюдениями за поступками взрослых. А ребенок видит, что не только мама кричит на папу, но и папа на маму. Видит, как взрослые искажают истину, перекраивая ее под свои интересы. Мы говорим: «Уже половина десятого, отправляйся спать», и слышим ответ: «Ну что ты все врешь, еще только двадцать минут. Учишь не врать, а сама…». Нам такое преувеличение кажется совершенно естественным, а ребенок получает пример родительской неискренности. Требуя уважения к старшим, взрослые ущемляют права детей, попирают их право на собственное мнение. «Тебя никто не спрашивает!» – вот и весь сказ.

Мы с легкостью замечаем моменты, когда дети нарушают данные им предписания, самовольничают, заставляют нас краснеть, испытывать чувство неловкости. Тут уж замечания, упреки и наказания не заставят себя долго ждать. Зато мы не торопимся поощрить малышей за примерное поведение, а послушание считаем вообще само собой разумеющимся. Таким образом, взрослые не обращают внимания на детей, когда они ведут себя хорошо, и занимаются ими, если те совершили плохой поступок.

Потребность ребят во внимании со стороны других людей очень сильна, однако на практике взрослые занимаются позитивным подкреплением негативного поведения, то есть удовлетворяют потребность ребенка во внимании лишь тогда, когда он выступает в роли нарушителя дисциплины или попирает принятые нормы. В этом и состоит основная причина того, что плохое «липнет» быстро, а хорошее прививается с большим трудом.

По этой же самой причине в проблемных, асоциальных семьях дети отнюдь не всегда наследуют порочные черты родителей. Любые действия и поступки детей наталкиваются здесь на равнодушие отцов и матерей. А доброе слово, сказанное в нужный момент, проявленные заинтересованность и душевность могут творить чудеса.

Если мы хотим закрепить в характере и привычках лучшие черты своих наследников, то должны реагировать на достойные поступки детей или вообще не обращать внимания на их выходки, предоставляя ребятам полную свободу действий. Последнее широко практикуется в японской системе воспитания, где дети до шести лет пользуются вседозволенностью и неограниченной свободой, но преодолев этот возрастной барьер, ставятся в очень жесткие условия контроля и подчинения требованиям старших.