– Господин Тайбитс, – проговорил я, смело глядя ему в лицо, – я не стану этого делать.

Я собирался сказать еще что-то в свое оправдание, но он с сосредоточенной злобой набросился на меня, схватил за горло одной рукой и поднял кнут другой, собираясь ударить. Однако прежде чем удар на меня обрушился, я поймал Тайбитса за ворот сюртука и притянул к себе. Наклонившись, я подхватил его за лодыжку и оттолкнул другой рукой – он упал на землю. Обхватив одной рукой его ногу и прижав ее к своей груди, так что его голова и плечи едва касались земли, я поставил ногу ему на шею. Он был полностью в моей власти. Кровь во мне кипела. Казалось, она бежит по моим венам подобно пламени. В припадке своего безумия я выхватил у него из руки кнут. Он боролся изо всех сил; клялся, что я не доживу до завтрашнего дня и что он вырвет мне сердце. Но его усилия, как и его угрозы, были одинаково бесплодны. Не знаю, сколько раз я его ударил. Один удар за другим сыпались быстро и тяжко на его извивающееся тело. Наконец он закричал – завопил, что его убивают, – и вот уже тиран и богохульник взмолился ради Бога о милосердии. Но тот, кто ни к кому и никогда не проявлял милосердия, его и не получил. Жесткая рукоять кнута гуляла по его телу до тех пор, пока у меня не заболела рука.

Вплоть до этого времени я был слишком занят, чтобы озираться по сторонам. Прервавшись на мгновение, я увидел миссис Чапин, которая выглядывала из окна, и Рейчел, стоявшую на пороге кухни. Их лица выражали крайнее волнение и тревогу. Вопли Тайбитса достигли поля. Чапин спешил к нам, погоняя коня во всю прыть. Я нанес Тайбитсу еще один или два удара, затем оттолкнул его от себя таким точным пинком, что он покатился по земле.

Поднявшись на ноги и вытряхивая пыль из волос, он стоял, глядя на меня, бледный от ярости. Мы молча уставились друг на друга. Ни слова не было произнесено до тех пор, пока к нам галопом не подскакал Чапин.

– Что происходит? – воскликнул он.

– Господин Тайбитс хочет высечь меня за то, что я воспользовался гвоздями, которые вы мне дали, – ответил я.

– А что не так с этими гвоздями? – спросил он, поворачиваясь к Тайбитсу.

Тайбитс ответил в том смысле, что они были слишком велики. Впрочем, вопрос Чапина не очень занимал его, и он по-прежнему не сводил с меня злобного взгляда своих змеиных глаз.

– Я здесь надсмотрщик, – начал Чапин. – Я велел Платту взять их и использовать, и, если они неподходящего размера, я привез бы вам другие, вернувшись с поля. Это не его вина. Кроме того, я буду давать вам такие гвозди, какие сочту нужным. Надеюсь, это вы понимаете, мистер Тайбитс.

Тайбитс не ответил, но, скрипя зубами и потрясая кулаком, поклялся, что получит удовлетворение и что он этого так не оставит. Он пошел прочь, а надсмотрщик отправился за ним, и, когда они вошли в дом, Чапин не переставая говорил ему что-то приглушенным тоном, сопровождая свою речь сдержанными жестами.

Я оставался там, где был, раздумывая, что лучше – бежать или ожидать результата, каков бы он ни был. Через некоторое время Тайбитс вышел из дома и, оседлав свою лошадь – единственную собственность, которая у него была помимо меня, – поскакал прочь по дороге в Чейнивиль.

Когда он скрылся, вышел Чапин, явно взволнованный, и велел мне не двигаться с места и ни в коем случае не пытаться покинуть плантацию. Затем он направился к кухне, вызвал оттуда Рейчел и некоторое время беседовал с ней. На обратном пути он вновь со всей серьезностью велел мне не бежать, прибавив, что мой хозяин Тайбитс – негодяй; что уехал он с недобрыми намерениями и как бы еще до наступления ночи не случилось беды. Но в любом случае – и он на этом настаивал – я не должен двигаться с места.

Пока я стоял там, меня терзали несказанные мучения. Я сознавал, что подверг самого себя немыслимому наказанию. Реакция, которая последовала за отчаянной вспышкой гнева, вызвала самые болезненные чувства сожаления. Не имеющий друзей, беспомощный раб – что мог я сделать, что мог я сказать, чтобы хоть как-то оправдать совершенный мною омерзительный поступок, мое возмущение против оскорблений и поношения со стороны белого человека? Я пытался молиться – я пытался умолить Отца нашего Небесного поддержать меня в моей крайней нужде, но эмоции глушили слова, и я смог лишь уронить голову на руки и заплакать. По меньшей мере час оставался я в таком положении, находя облегчение только в слезах, а потом, подняв голову, увидел Тайбитса в сопровождении двух всадников, скачущих вдоль берега реки. Они въехали во двор, спешились и приблизились ко мне с большими кнутами, а еще один из них нес с собой моток веревки.

– Скрести руки, – скомандовал Тайбитс, присовокупив к этим словам такое вызывающее дрожь богохульное выражение, которое непристойно здесь повторить.

– Вам нет нужды связывать меня, господин Тайбитс, я готов последовать за вами куда угодно, – проговорил я.

Один из его спутников сделал шаг вперед, поклявшись, что, если я окажу хоть малейшее сопротивление, он проломит мне голову – он разорвет меня пополам – он перережет мою черную глотку – и прочие угрозы в том же духе. Видя, что любая настойчивость совершенно бессмысленна, я скрестил руки, смиренно подчинившись любому намерению, какое могло быть у них в отношении меня. И Тайбитс связал мне запястья, что было силы затянув их веревкой. Точно так же он связал мои лодыжки. Тем временем остальные двое завели веревку мне за локти, пропустив ее поперек спины, и крепко привязали. Я был совершенно не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Из оставшегося куска веревки Тайбитс связал неуклюжую петлю и набросил ее мне на шею.

– Ну, что, – поинтересовался один из спутников Тайбитса, – где мы повесим этого ниггера?

Один из них предложил для этой цели длинный сук, уходивший вбок от ствола персикового дерева, неподалеку от того места, где мы стояли. Его приятель запротестовал, утверждая, что тот сук обломится, и предложил другую ветку. Наконец они сошлись на последней.

Чапин спасает Соломона от повешения

За все время, что они так беседовали и вязали меня, я не издал ни звука. Надсмотрщик Чапин, пока разворачивалась вся эта сцена, быстро шагал взад и вперед по веранде. Рейчел плакала у кухонного порога, а миссис Чапин продолжала смотреть из окна. Надежда умерла в моем сердце. Верно, час мой пробил. Я никогда не увижу света грядущего дня, никогда не увижу лиц своих детей – не исполнятся сладкие чаяния, которые я лелеял с такой любовью. Настал час, когда мне предстоит бороться с ужасными муками смерти. Никто не будет плакать по мне, никто не отомстит за меня. Вскоре тело мое будет гнить в этой далекой земле, а может быть, будет брошено скользким рептилиям, которыми изобилуют местные болотистые воды! Слезы покатились по моим щекам, но стали лишь еще одним поводом для оскорбительных реплик моих палачей.

Вскоре, когда они подтаскивали меня к дереву, Чапин, который ненадолго исчез с веранды, вышел из дома и направился к нам. Он держал по пистолету в каждой руке и заговорил твердым, решительным голосом, сказав, насколько я в состоянии вспомнить, примерно следующее: