— Пулями в голову отказать, — подхватил Александр Архангельский. — Да вы сами видели.

В наступившей тишине Ашот громко сглотнул. До него наконец-то дошло, что царь вовсе не эксцентричный глупец, каким кажется, а его преданный слуга, наряженный в ливрею, вовсе не шут. И визит во дворец может закончиться крайне печально.

Лица у «варягов» враз посмурнели. Заметив это, царь прям расцвел:

— Я рад, что с вами получилось иначе… Ваня, вели расстрельной команде убираться, они нам сегодня не понадобятся.

«Варяги» дружно выдохнули. Гурбан заметно расслабился — пытался ведь порвать веревки, да не получилось. Иначе лежать бы царю с малахитовым прибором в проломленном черепе.

— Так, может, развязать послов? — Лакей остановился на пороге.

— А вот с этим спешить не будем.

Лица «варягов» вытянулись.

— Конечно, развяжем! — Царь хохотнул, из-за выпитого у него прорезалось чувство юмора. — Я пошутил! Ваня, покажи гостям острог. Ну, ты знаешь, организуй культурную программу. И чтобы никто из наших не испортил дипломатические отношения. К Красной пристани не подпускай, не надо…

Раскланявшись с Александром Архангельским, разминая затекшие запястья, «варяги» покинули дворец УВД.

— Ну что, в баньку? — Иван Терентьевич начал с основы основ любой культурной программы.

— К сожалению, мы вынуждены отклонить ваше предложение. — Столь заковыристые речи с трудом давались Гурбану, он даже слегка вспотел, пока сформулировал. — Да и мылись мы недавно, так что…

Некоторое время шли молча. Иван Терентьевич обдумывал отказ и альтернативу предложенному мероприятию, «варяги» ждали.

Остановились посреди площади Ленина с обязательным для места с таким названием памятником — немолодым бородато-усатым мужчиной в пальто и на мощном постаменте. От памятника солнечными лучами расходились поросшие травой, замусоренные дорожки. Недалече высилась «свечка», окна ее давно распрощались со стеклами, а некогда белые стены были закопчены пожаром. Удивительно, как «свечка» до сих пор не завалилась. Также на площади располагалась мобильная зенитная батарея, состоящая из пяти ЗУ-23 на «Уралах-375». Спаренные стволы таращились в хмурое северное небо, а бойцы расчетов — на «дипломатов» во главе с Иваном Терентьевичем.

Наконец лакей царя определился — хмуро зыркнул на Гурбана, потом на Дана:

— В баню, значит, не хотите? И я вам точно кость в горле, мешаю только. Далеко собрались, гости дорогие?

«Варяги» откровенничать не спешили.

— Да расслабьтесь. Самолет-то уже подарили, царь вам благоволит.

Подумав чуть, Гурбан сказал:

— Рядом с полуостровом Святой Нос. Губа Гремиха. Туда нам надо.

Иван Терентьевич присвистнул. Бойцы расчетов потянулись за личным оружием. Лакей сделал им знак расслабиться и следить за повышенной облачностью.

— База атомных подводных лодок? — Подойдя к штабелям пустых ящиков из-под патронов калибра 23х152 мм, он присел на один и предложил «варягам» присоединиться. — Ну-ну. Гиблое место. Поморы говорят: «Где рыба ни ходит, а Святого Носа не минует». Даже не спрашиваю, что вам там надо.

— Все очень серьезно.

— Да уж понятно, не на красоты местные полюбоваться захотелось… Может, в баню все-таки? Выпить-закусить?

Гурбан мотнул головой.

— Ну и черт с вами, мне забот меньше… В Гремиху добраться нелегко будет. Ни в Краснощелье, ни в Каневке ничего давно уже нет. А из Поноя военные еще до Псидемии ушли. Аэродром в Мончегорске есть. Там еще жизнь теплится. Да только вряд ли это жизнью назвать можно…

— Чужаков не любят?

— Ну почему же не любят? Очень даже любят. С хреном и горчицей.

— Даже так?

— Места суровые, связи с большой землей давно нет. А жить хочется… Мончегорск точно отпадает. И далеко от Святого Носа, будь он неладен, стык этот Баренцева и Белого морей… Как те места только не называли. Йоканга, потом Гремиха, потом Мурманск-140, Островной еще, а после вообще никак… Раньше туда можно было добраться по морю или на Ан-2. Зимой самолет садился на замершее озеро, летом — на специальную грунтовку. Но я бы на грунтовку не надеялся, да и нет у нас «аннушек»… Сам я там не был, но рассказывали…

— А что еще рассказывали? Нам все интересно, — вмешалась в беседу старших Мариша.

— Там всякое было… Слыхали о подлодке К-27? Нет? У нее с реактором проблемка случилась, был выброс радиоактивного газа в отсеки. Экипаж хватанул дозы… Померли они все вскоре, а лодка аж четырнадцать лет простояла в Гремихе.

Ашот округлил глаза:

— Вблизи от людей? Радиоактивная?

— Нет, Ашотик, чистенькая и красивенькая. — Мариша скорчила гримаску — мол, надо же, с этим идиотом я столько лет в одной группе училась. — Продолжайте, Иван Терентьевич. Не обращайте внимания.

— А что продолжать? У нас вам делать нечего. Сашок как пить начинает, так всерьез. Запойный он, но мужик хороший. Только вот под этим делом буйный. — Иван Терентьевич щелкнул себя пальцем по горлу. — Вспомнит о вас — проблем не оберетесь. На Красную пристань вам надо, больше некуда.

— А там что? — спросил рядовой Петров, и Данила тут же вспомнил, что царь заказывал водить гостей на Красную пристань.

Иван Терентьевич прищурился:

— А там с защитой нашей и опорой договоритесь. Если сумеете.

— С кем, с кем? — Ашот шмыгнул носом.

— С подводниками, с кем еще. Только это нереально. Ну, да выхода у вас другого нет. Авось повезет. — Иван Терентьевич поднялся. — На этом прощаюсь, провожать не буду. Удачи, москвичи. В «Ржавый якорь» загляните.

Он двинул обратно.

Вдогонку ему зенитчики затянули местный хит о любви к родному острогу. В ушах Данилы потом еще долго звучало:

Славься, город с именем святым,

С поморским нравом — чистым и прямым,

Свою былую славу возроди,

Мы верим, что всё у тебя впереди!

Теперь Дан понял, почему на вопрос «Как пройти к „Ржавому якорю“?» от него шарахнулась русокосая женщина, а потом мужик в пуховике чуть ли драться не полез. Определенно заведение не пользовалось популярностью у местных жителей. По крайней мере, у той части населения, которая жила по царским законам, а не по бандитским понятиям.

В «Ржавом якоре» пахло гнилой рыбой, плохим самосадом и мочой. И всё здесь, включая хмурых агрессивных посетителей, пропиталось промозглой сыростью. Заведение это, сбитое из неотесанных бревен, стыки меж которыми кое-как заляпали цементом, служило пристанищем для сброда в звериных шкурах, полуобнаженных девиц и многочисленных увечных — без рук, без ног, кое у кого не хватало глаза или пальцев. Раскосые азиатские лица преобладали, они почти что вытеснили бородачей европейского типа, которые держались обособленно, в дальнем темном углу.