На которых есть заклятье;

Ты с аскетами в землянках

Злые духи созываешь

И нечистые отродья, что гуляют по долине

В царстве смерти…

Лорд Байрон. «Манфред» (пер. А. Н. Бахурина)

Как мы и договаривались, пути наши с Хобхаузом разделились на янинской дороге. Он поехал на юг; я же повернул назад в горы, чьи продуваемые ветрами тропы вели к Ахерону. Мы ехали целый день без остановок — я говорю «мы», имея в виду, что со мной и Флетчером был еще один охранник, настоящий головорез по имени Висцилий, которого так любезно предоставил к моим услугам Али-паша. Скалистые отроги и ущелья были как всегда безлюдны, и, наблюдая эти дикие места вновь, я невольно в который раз вспомнил, с какой легкостью были убиты мои шесть охранников. Тем не менее я не испытывал беспокойства, даже когда мы проезжали места, где можно было ожидать засады, или когда взгляд мой ловил белеющие на солнце кости. Я, видите ли, был одет, как албанский паша, то есть в роскошные красно-золоченые одежды, а в таком облачении стыдно быть трусом. Так что я закрутил усы, приосанился в седле и почувствовал себя грознее любого бандита на свете.

Было уже поздно, когда мы услышали грохот водопада — это означало, что мы уже достигли Ахерона. За мостом дорога разветвлялась: одна тропа спускалась вниз, к деревне, в которой я ночевал; другая уходила вверх. По ней мы и пошли. Это был крутой узкий проход среди скал и валунов, а справа от нас черные провалы обозначали русло Ахерона. Тут я начал нервничать, отвратительно, пошло нервничать, как будто сам поток, мчавшийся внизу, леденил мою душу, и даже Висцилию было не по себе.

— Мы должны поторопиться, — пробормотал он, глядя на красные контуры горных вершин на западе. — Ночь приближается.

Он вытащил нож.

— Волки, — кивнул он мне. — Волки и другие звери…

Впереди нас солнце раскинуло свои последние лучи по безоблачному небу. Но даже после того, как оно зашло, его жар, плотный и угнетающий, еще долго оставался в воздухе, так что, когда ночь сменила сумерки, звезды проступили на небе, словно капли пота. Дорога становилась все круче — она углубилась в густую кипарисовую рощу, и корни деревьев извивались под ногами, цепляясь за скалы, а ветви, нависшие над тропой, погружали ее во тьму. Внезапно Висцилий придержал лошадь и жестом подал нам знак остановиться. Я ничего не услышал, но когда Висцилий указал на просвет между деревьями, я увидел какое-то бледное мерцание. Я подъехал ближе — дорога проходила через древнюю арку, чей белый мрамор светился в лунном свете и чье основание было скрыто в густых зарослях травы. На фризе арки я различил полустершуюся надпись: «Это место, о повелитель Смерти, тебе я посвящаю…» — это все, что я смог прочесть. Я оглянулся вокруг: все казалось спокойным,

— Не вижу здесь ничего опасного, — сказал я Висцилию, но он, чьи глаза были приучены к темноте, покачал головой и показал вверх по тропинке.

Там кто-то двигался в тени утесов. Я пришпорил лошадь, но незнакомец даже не обернулся, он продолжал идти, не обращая на нас внимания.

— Кто вы? — спросил я, разворачивая лошадь перед человеком.

Он молчал, устремив взгляд вперед, а лицо его было скрыто черным капюшоном.

— Откуда вы? — спросил я снова, а потом нагнулся и сорвал капюшон с его лица.

Взглянув на него, я расхохотался. Это был Горгиу.

— Что же вы молчали? — удивился я.

Но Горгиу и тут не проронил ни слова. Глаза его, стеклянные и безразличные, медленно посмотрели на меня из глубоких глазниц. На его лице не отразилось ни единого признака того, что он узнал меня; он отвернулся, а моя лошадь, в страхе встав на дыбы, попятилась назад. Горгиу сошел с тропы и вошел в чащу. Я следил за ним, пока он не исчез, ступая так же медленно и равномерно.

Ко мне подъехал Висцилий, его скакун тоже выглядел напуганным, как жеребенок. Висцилий поцеловал лезвие своего ножа.

— Пойдемте, мой господин, — прошептал он. — В этих древних местах полно нечисти.

Лошади под нами еще долго не могли успокоиться, и нам стоило больших усилий заставить их продолжить путь. Тропа стала расширяться; скалы с одной стороны отступили, а с другой стороны показался отвесный утес. Он отделял нас от течения Ахерона и темным контуром на серебристом звездном небе заслонял луну так, что вокруг ничего не было видно. Наши лошади какое-то время двигались инстинктивно, потом утес стал более отлогим, и луна вновь осветила наш путь. Впереди тропа заворачивала за выступ скалы — мы последовали туда, и перед нами предстали руины города. Дорога, извиваясь, поднималась к стоящему на вершине замку. Он тоже казался заброшенным, и в бойницах его не было видно ни огонька. Тем не менее, глядя на остроконечные очертания замка на фоне звезд, я почувствовал уверенность, что мы наконец добрались до цели нашего путешествия и там, за стенами, нас ожидает Вахель-паша.

Мы поехали через город — там были церкви, купавшиеся в лунном свете, разрушенные колонны, поросшие мхом. Я увидел небольшую хижину, ютившуюся между колоннами портика, и дальше на нашем пути нам попалось множество подобных лачуг, пристроившихся подобно непрошеным поселенцам на развалинах прошлого. Я догадался, что это было именно то поселение, где жила Гайдэ, но теперь ни единой живой души здесь не осталось, только собака, заливаясь лаем, подбежала к нам, виляя хвостом. Я склонился и погладил ее. Эта зверюга лизнула мне руку и увязалась за нами следом. Впереди была большая высокая стена, окружающая замок, в которой мы обнаружили приоткрытые двустворчатые ворота. Доехав до них, я остановил лошадь и оглянулся на деревушку. Мне вспомнились Янина и Тапалин, которые приветствовали наше прибытие бурлящей жизнью, и, несмотря на невыносимую жару, по моей спине прошла дрожь при взгляде на этот мертвый покой и убогие лачуги внизу. Когда мы проезжали через ворота, собака оскалилась и убежала прочь.

Ворота захлопнулись за нами, хотя по-прежнему не было видно ни души. Между замком и нами была еще одна стена, которая, казалось, выступала из самой горы, столь отвесно возвышались над утесом ее зубцы. Тропинка, по которой мы ехали, была единственным путем в замок… и единственным выходом из него, подумалось мне, когда вторая пара ворот захлопнулась за нашими спинами. Но теперь хотя бы я видел свет факелов, беспокойно метавшийся по стенам. Я был рад увидеть эти признаки жизни — у меня возникли мысли о еде, мягкой постели и всех тех удовольствиях, о которых, как о награде, мечтает настоящий путешественник. Проезжая через последние, третьи, ворота, я посмотрел назад и обнаружил, что теперь вся дорога освещена факелами. И вот третьи ворота закрылись за нами, и мы снова остались одни в безлюдном полумраке. Наши лошади в страхе оскалили зубы, и стук копыт эхом отдавался среди каменных стен. Мы находились во дворе замка, у подножия небольшой лестницы, ведущей к открытой двери, очень древней и украшенной изображениями чудовищ; над нами возвышалась стена замка. Все вокруг было залито серебряным светом луны. Я спешился и направился к открытой двери.