Плакаты, естественно по-английски, гласили:

«Майлз — киднеппер».

«Майлз, убери от меня свои грязные руки».

«Майлз, верни меня домой к маме».

«Майлз, отдай мое имущество».

«Нет сексуал харасмент на базе „Россия“».[117]

Эх, профессиональную камеру бы сюда, а не фотик, но и без камеры скандал получился просто замечательный.

Публика тут оказалась очень благодарной или вовсе на развлечения голодной. Последнее, скорее всего, было верным, так как большинство в толпе представляли мужчины, одетые в «песчаную» форму Ордена.

Быстро раздались из публики поддерживающие выкрики и свист, что у американцев означает крайнюю степень одобрения. Видно, я эту Майлз правильно разъяснил. Не любят ее тут. Мягко говоря.

А глазами вояки моих девочек уже чуть не слопали, как аборигены Кука. Да и было там на что посмотреть. Ведь ни грамма силикона. И девочки наши, что и говорить, намного лучше, чем их пиндосские телки. Лучше даже тех, фотографии которых публикуют в «Пентхаусах» и «Плейбоях».[118]А главное — живьем!

Девчата от такого массового внимания прямо расцвели. Ходят вокруг фонтана павами, всем глазки строят, сиськами трясут да попами крутят. Ну и речевки про Майлз горланить не забывают звонкими голосами.

А когда толпа собралась плотнее, то запели «Орленка». Того самого, что «взлети выше солнца». Пионерский аналог «Варяга». И, естественно, чистые девичьи голоса сорвали «бурные аплодисменты, переходящие в овации».

Меня самого поразил громкий чистый голос Сажи, напоминающий тембр Марии Каллас.[119]Такое сопрано и в Большом театре бы не потерялось. Это уж точно. Что наша жизнь с людьми делает? Ломает невзирая на таланты, которые могли бы прославить страну на весь мир. Только кому это нужно? Правители наши все больше напильником усиленно златого тельца шкрябают, будто после них хоть потоп, хотя именно их деды сделали в прошлом веке революцию для того, чтобы такие вот талантливые девочки, как Сажи, на панели не стояли. Учились бы пению настоящим образом, а не искали клиентов на ночь.

Через семь минут с начала действа мужская часть базы только что в открытую не дрочила.

Многие, особенно женщины, откуда-то подоставали фотоаппараты и видеокамеры, так что не я один подвизался на ниве электронной фиксации этого безбашенного перформанса.[120]Только у меня в руках был всего лишь навороченный мобильник. Но чем больше операторов, тем лучше — у всех не отберешь, всем глотку не заткнешь. И если Орден, судя по местному начальству, американский, то стукачество в нем должно процветать по определению, что мне и требовалось. Теперь этой Майлз замять наш случай уже никак не удастся. Даже силовыми репрессиями. А это значит, что будут варианты. И возможно, даже вкусные.

Майлз явила на площади свой потрепанный лик только через пятнадцать минут после начала «Марлезонского балета»,[121]когда девчонки уже начинали сдавать. Все же очень жарко. На солнце все пятьдесят градусов будут.

Майлз протолкалась через толпу в первый ряд. Вот тут-то я и взял ее охреневшую, то есть очень удивленную рожу в телефоне на крупный план.

Майлз, молча, даже с некоторым любопытством, смотрела на все это безобразие секунд тридцать. Ровно до того момента, когда мои девчата увидели ее и синхронно повернулись к ней попами. А потом сделали ногами зарывающие собачьи движения. Этакий интернациональный знак презрения.

Вот тут Майлз, вытянув губы в нитку и злобно сощурив глаза, резко развернулась и быстро ушла.

Бинго!

В спину ей раздалось массированное «Бу-у-у…» всей мужской части толпы. Некий американский аналог русско-армейского «У-у-у… Сука!» А что? По интонации очень даже похоже.

Тут я показал девчатам перекрещенные над головой руки.

Все. Сеанс окончен. Поставленная задача решена и нечего девочек на солнце излишне жарить.

Уходящих из фонтана девчат провожали разочарованными междометиями и… аплодисментами. Хорошими аплодисментами, дружными.

Но по порядку.

Еще утром, как только я обо всем договорился с Арамом, так немедля провел мимо Оксаны через Иммиграционный отдел в арамовский отель весь свой «гарем», тщательно заперев автобус, несмотря на активные заверения орденской охраны, что тут ничего не попятят. Проехали; на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Тот, кто вводит вора в искушение плохо лежащей вещью, совершает не меньший грех, чем сам вор, укравший ее.

Перед едой озадачил девчат тем, что два часа всем необходимо спать в обязательном порядке. В нашем «пионерском отряде» — тихий час. Потом собираемся все в одном номере, и я там озвучиваю дальнейшую повестку дня.

Все устали и легко с этим согласились.

Ланч от Арама был превосходен. В Москве я так вкусно давно не ел, даже в самых дорогих и модных ресторанах. Да и девчата, вопреки всем сдвигам по фазе на почве сохранения фигуры, наворачивали немаленькие порции так, что только за ушами трещало. И пивом не пренебрегли.

Арам, при виде стольких красавиц, расцвел, раздавал комплименты направо и налево вместе с тарелками и бокалами.

В конце обеда вместе с пивом он принес на подносе связку ключей с бронзовыми бирками, на каждой был выбит номер, к которому этот ключ подходит.

Я тут же забрал поднос и пошел раздавать ключи, не глядя на номера, паруя девчат по ходу продвижения между столиками. Заселял их по две в один номер, на одну «королевскую» кровать. Сами на месте разберутся, как спать будут: валетиком или по-лесбиянски. Или наоборот.

Оключенные пары, допив пиво и сказав Араму: «спасибо, очень вкусно», уходили в номера наверх, стуча каблуками по толстым плашкам деревянной лестницы.

Арам в ответ довольно витиевато разглагольствовал, что кормить таких неземных красавиц для него не только радость, но и счастье. Глаза старого ловеласа просто горели. Он сейчас на любой заданный ему вопрос ответил бы только: «конечно, хочу!»