– Ты серьезный парень, – сказал Тигран, с трудом переводя дыхание. – Серьезный. Скромный, и всегда по делу говоришь.

От старика – на самом деле Тиграну было не более шестидесяти – пахло сушеным инжиром и табаком. Он закурил и притянул Рубена к себе.

– Завтра мы с семьей и внуками едем в отпуск, – сказал он, глотая дым. – Я знаю одно хорошее местечко на Черном море. Выпьем арака, закусим, поболтаем. Ты же уже пьешь арак? Искупаемся. Поедем все вместе, и Мина тоже. Выпьем за то, что ты помогаешь ей поддержать нашу честь в самом Париже. Пройдет еще лет десять, и ты тоже будешь участвовать в таких играх. Мина, она, конечно, чудо, но именно ты помог девочке раскрыть ее дар. Причем куда лучше меня, Рубен-джан. Браво!

Последнее слово напомнило Рубену имя его брата, и, прежде чем он успел опомниться, услышал собственный голос: а сможет ли вместе с ними поехать Аво?

– Этот Геркулес? – рассмеялся Тигран. – Ну, нам тогда придется привязать его к крыше автомобиля!

– Если он не поедет, – ответил Рубен, – то и я никуда не поеду.

– Ладно, – смягчился Тигран, протягивая юноше сигарету. – Не сердись. Думаю, мы найдем ему место в машине.

Сколько же сигарет выкурил Рубен, которого кое-как втиснули в тесный салон «жигулей» прямо на колени Аво… Помимо них на заднем сиденье устроились еще четверо мальцов детсадовского возраста.

До прибрежного городка, что располагался неподалеку от Батуми, было около девяти часов езды – нормально для каравана из трех автомобилей. Аво все это время мечтал, чтобы у него на коленях сидела Мина, а не Рубен, но девушка с комфортом путешествовала на переднем сиденье в другой машине, за рулем которой сидел Тигран. Всякий раз, когда Рубен опускал стекло, чтобы глотнуть свежего воздуха, Аво высовывал руку наружу и складывал из пальцев какие-то дурацкие фигуры. Его пальцы напоминали клешни рака-отшельника, когда тот вылезает из своей раковины. Быть может, рассчитывал он, Мина заметит и вспомнит о нем.

На повороте они увидели дорожную табличку, приветствовавшую путешественников на нескольких языках. Машины въехали в Грузию. Рубен потрепал Аво по руке, словно они сотворили бог весть что такое великое. А может быть, подумал Аво, так оно и есть. По сути, они все еще оставались в пределах СССР, но даже ветер, уносивший дым и пепел от сигарет в открытое окно, казалось, дул иначе. Братья впервые покинули свою родину и впервые ощущали дуновение столь странного ветра.

Черное море тянулось мирной голубой полоской где-то на горизонте. Когда же путешественники остановились и разбили лагерь на берегу, начался сущий ад. Комары были повсюду. Рубен выругался и хлопнул себя по шее, потом еще раз и еще. Лодыжки Аво через час распухли так, что стали напоминать коленные суставы. Дети ныли и бегали между палаток, шлепая друг друга. Тигран уселся у костра, что пытался разжечь его взрослый сын Дев. Разговор как-то не клеился – говорили лишь о ненасытности бесчисленных кровососов и о сумрачной красоте моря.

Спустя какое-то время из палатки вышла Мина в желтом сплошном купальнике. Она села на перевернутое ведро и вытянула ноги. Ее ступни чуть светились от сполохов разгоревшегося пламени.

– Ну и чего вы все так разворчались? – спросила она. – Меня вот ни разу никто не укусил.

– Ну что ж! – воскликнул Тигран, поднимая стакан. – Удачливый человек удачлив во всем. Пусть парижане услышат этот комариный писк: «О, мы недостойны крови Мины!»

Позже, когда братья залезли в свою палатку, где, помимо них, устроились маленькие внуки Тиграна (мальчишки либо спали, либо ловко притворялись), Рубен неожиданно разозлился.

– Нет, ты только посмотри, даже насекомые не смеют пить ее кровь! – зашипел он. – Они что, пресытились ее ядом? Или она действительно самая везучая на всей планете, как я и говорил? Клянусь тебе, Аво, она выезжает на одном везении! Тут нет ее личных заслуг, она ни над чем не властна! У нее нет ни ума, ни таланта. Только везение. Понимаешь – только везение! Я больше не хочу терпеть это!

– Дело не только в везении, – прошептал Аво в ответ. – У нее есть опыт. И ей потребовалось много времени, чтобы изучить все тонкости игры. Вот я бы никогда не смог так.

– Ну, ты бы не смог, а я смог. Я запомнил все главные последовательности. Но Мина все равно побеждает меня раз за разом. Удача на ее стороне, а я в пролете.

Аво вспомнил, как золотились в отблесках огня ступни девушки, как вздувались вены на подъеме ноги… Он плохо знал анатомию. В секции борьбы он изучал названия мышц, но мало что помнил. Вроде бы кровь, омывающая мозг, отличается по составу от крови, циркулирующей по сосудам конечностей. Так это или нет, но, глядя на ноги Мины, озаренные пламенем, он думал, что ее кровь уж точно везде одинаковая: горячая и… он не мог подобрать определения. Наверное, так: формирующая ее личность, ее «я». Все это жило в ее крови: то, как она подпирала подбородок большим пальцем, как она хлопала глазами, глядя на него через площадь, стук ее каблуков по брусчатке, придуманное ею же слово «дакалаш» – что означало «восхитительно»… Этим словом она описывала свой восторг, будь то удачный бросок игральных костей или же созерцание могучих бровей Аво. Теперь, после этого вечера, Мина олицетворялась в его воображении с золотом пламени на ее ступнях. Аво так сильно захотелось дотронуться до них, что он издал прерывистый вздох, похожий на всхлип.

Рубен спал. Аво приподнял полог палатки и выбрался во тьму к воде. Вдоль пляжа выстроился целый палаточный городок. Интересно, в какой из этих палаток – самодельных, сооруженных из шестов, на которые натянули простыни, – спит Мина? Любое неосторожное движение может разбудить всех остальных. Не вспарывать же каждую простыню! Вот ведь тоже – вместо того чтобы болтать с Рубеном, нужно было бы подсмотреть, куда Мина направилась спать.

Аво скользнул к ближайшей палатке. Встал на цыпочки – его рост позволял заглянуть внутрь через щель в импровизированном потолке. Там спали Тигран вместе с женой. Вид двух стариков, лежащих на тонкой подстилке, показался ему жутковатым, и он решил, что, если не найдет Мину в следующей палатке, тотчас отправится спать.

Но именно в соседней палатке он ее и нашел. Мина спала в окружении четырех внучек Тиграна, закрывшись до подбородка одеялом. Аво едва удержался от того, чтобы рассмеяться, – ни дать ни взять Мадонна в окружении херувимов! Будить ее казалось святотатством. Но