фигуры, Васе достались белые. Тёмная сторона соперника стала ещё мрачнее.

— Прошу, — любезно указал он на доску, — начнём-с.

Вася осторожно подвинул шашку в центр. Уже на первом ходу он перестал чувствовать уверенность.

— Человеческая душа всё равно, что шашечная партия, не так ли, — пробормотал соперник, делая ответный ход в центр. Его длинные ногти были покрыты чёрным лаком.

— Не знаю, не знаток душ, — вскользь бросил Вася, пытаясь сосредоточиться.

— Ну а как же, — продолжил человек в чёрном, — однажды выбившаяся в дамки шашка тащит за собой всё родовое племя, — он аккуратно подвинул чёрную фигуру в угол, — неважно, достойны ли или недостойны, все сгодятся в солянке власти и разврата. Не по таланту отбираются на вершину, а по связям и родству.

— И что в этом такого, — отрешённо заметил Вася, — испокон веков всегда так было.

— Верно, — задумчиво пробормотал собеседник, — в итоге ни одна цивилизация не пережила уз родства.

— Синусоида развития давно известна, — вздохнул Вася, — первое поколение завоёвывает, второе строит, третье удерживает и наращивает, четвёртое становится терпимым и толерантным, а пятое тупеет и развращается.

— Но тогда какой смысл развития и какой путь человечества? — не унимался Альберт.

— А он есть? — Вася несколько отвлёкся от доски и глянул перед собой, — любая партия заканчивается и все возвращаются в один ящик. Неважно, люди, поколения, цивилизации…

— Он так и завещал, — человек в чёрном указал пальцем наверх, — не развиваться, жить в гармонии с природой и довольствоваться даруемыми ею плодами. Так почему же человечество пошло по иному пути, если нет смысла развития, если партия всё равно закончится и цикл начнётся сначала.

— Алчность и желание управлять всегда было частью человеческой натуры, — Вася вдруг осознал, что позиция его стала несколько хуже, — и человечество от неё не откажется.

— А вы? — резко спросил соперник, отдавая шашку под рубку, — готовы ли вы отказаться от всего и следовать канонам божьим.

Столь резкий поворот разговора и игры ввёл Васю в ступор. Человек напротив великодушно отдавал шашку, выравнивая позиции. Казалось, он продлевал игру только ради разговора.

— Ни в коем случае, — уверенно сказал Вася, забирая шашку, — моё отрешение ничего не изменит для мира, и я слишком многое пережил, чтобы отказываться от достигнутого.

— И что же вы пережили? — учтиво спросил Альберт, — сколько кругов ада вы прошли, чтобы оказаться на этом месте?

— Достаточно, — ответил Вася, делая необоснованно агрессивный шаг, — я достаточно настрадался.

Чёрные сделали несколько удачных ходов и белые оказались в затруднительном положении. Вася сжал зубы и сконфузился.

— Не сдавайтесь, — предупредил человек в чёрном, наваливаясь на стол, — не совершайте ошибку Сифа, не пытайтесь быть серым в чёрно-белой картине. Варианты есть всегда и самопожертвование, порой, не самый плохой выбор.

Спустя несколько ходов Вася беспомощно проиграл. Он тяжело выдохнул и откинулся на спинку деревянного стула в ожидании мадам. Но она, почему-то не торопилась.

— Прежде чем мы расстанемся, — человек в чёрном закурил тонкую сигарету со вкусом фикуса, — объясню вам правила игры на этом уровне. Четыре подуровня, две игры в каждом. После того, как вы проигрываете, вы не возвращаетесь на предыдущую букву, вы идёте к неотвратимому концу. К финальной игре Н-1. Вы выполняете все наши указания в жизни. Не хотите выполнять, выигрывайте. Пока что выполните заказ по оружию. Вы же часто задавались вопросом, что будет в конце игры? Скоро узнаете.

Он откланялся и исчез в полумраке помещения. Вася сидел заворожённый. Холодные капли выступили на лбу, сердце стучало, будто после сильного разряда.

Появилась мадам. Без лишних телодвижений она указала на выход.

— Позвольте, с кем я играл? — еле слышно спросил Вася.

Ответа он не услышал. Мадам походила на живой манекен без чувств и эмоций.

Глава 28

Али проехал на попутках два города. Люди, в большинстве своём, смотрели на него косо и шептались за спиной. Али не понимал, за что. За цвет кожи? Что за предрассудки? Как можно осуждать человека за то, чего не было. Он чувствовал холодные взгляды, и пусть пули над головой не свистели, страх пробирал тело.

На второй день пути он остановился в гостинице маленького поселения. В столовой взял булочку и кофе.

— Как поездка? — спросил Дима.

Али уже не удивлялся неожиданным появлениям гостей.

— Хорошо, — сказал он, забирая заказ.

— Дальше твой путь будет пешим. Посмотришь окрестности, к тому же за приезжими следят.

— Такое чувство, что я виновен во всех смертных грехах, — посетовал Али.

— Это нормально, — кивнул Дима, — мир наполнен ложью и провокациями. Деньги и связи всегда в почёте.

— Вот ещё немного для поддержания штанов, — Альберт положил пачку на стол.

— Ты уже понял, что без борьбы не выжить, — утвердительно сказал Дима в белой футболке и белых спортивных штанах, — уясни, ты не от войны убежал, но ради борьбы за будущее. Пока ты вынужден отступать, сглаживать углы, улыбаться на показ и извиняться, в ответ на оскорбления. Но знай, что это неправильный путь. Глупая привычка подставлять вторую щёку привела их к заселению территории более сильными народами. Глупцы летают на самолётах, ездят на танках, воюют по всему миру, не понимая, что беда пришла в их дома. И вместо того, чтобы воевать дома, они улыбаются. Так и щёк не наберёшься. Извинишься раз, будешь извиняться постоянно. И превратишься в слабое ничто. Они боятся террористов, не понимая, что терроризм взращен их правительством, у них террор ассоциируется с тёмной кожей, бородой и другим вероисповеданием, но правда в том, что терроризм безлик. И скоро они это поймут, когда террористами станут их сыновья и дочери.

— Сейчас популярен так называемый зарубежный туризм, — сказал Альберт в дорогом костюме. Он будто собирался на званый ужин, — девушки уходят в гаремы ради услаждения бойцов, отрезающих головы их мужьям, мужчины, ослеплённые учениями, стреляют в собратьев и радуются хаосу.

— Это ужасно, — вздохнул Али.

— На самом деле правда куда ужаснее, — рассмеялся Дима, — правительства не уважают свои народы, священники растлевают детей, полиция хуже бандитов, сосед не знает соседа, а сын не уважает отца. И это демократия со всеми вытекающими.

— Что-то изменится с нашим приходом?

— Может и не измениться, — пожал плечами Дима, — но хотя бы у всех будут равные возможности. В войне овец, волков и пастухов пастухи тоже могут пострадать. Посмотрим, насколько они оглупели. Помнят ли они, что в агонии империй погибают и рабы, и короли.

Али допил кофе и взял деньги. Какие-то непонятные были его друзья, мыслили глобально, не обращая внимания на усталость, страх и желание пожить спокойно.

— Отжили своё, — улыбнулся Дима, — и мысли у нас