Банни улыбается, натягивает себе на лицо канареечные трусики Реки, сосет полоску ткани, которая прикрывала ее промежность, и со счастливой улыбкой дрочит, после чего крепко и безмятежно засыпает, а в голове его кружится лишь: “Спокойно, все в порядке, вагина, вагина”.

Банни-младший лежит на полу своей комнаты и читает энциклопедию. Ковер довольно тонкий, и его коленки, локти и тазовые косточки болят от того, что он так долго пролежал в одной позе, и мальчик все думает и думает о том, что надо бы подняться с пола и перебраться на кровать, но, с другой стороны, неудобство, которое он испытывает, лежа на полу, помогает ему не уснуть и делает его память острее. Баннимладший занимается сохранением информации. Он уже запомнил довольно много слов на букву “М” и сейчас читает о Мер�ине, который был волшебником или мудрецом во времена короля Артура, и король частенько прибегал к помощи его волшебства. Мама купила ему эту энциклопедию, просто потому что она “любила его до невозможности”, — мальчику нравится об этом вспоминать. Банни-младший считает, что книга выглядит очень нарядно — обложка точь-в-точь такого же цвета, какой бывает у антикомариных свечей с запахом цитронеллы. Мерлин был сыном инкуба и смертной, мальчик находит в энциклопедии слово “инкуб” и узнает, что это такой злобный дух, который совокупляется с женщинами, пока они спят. Баннимладший находит слово “совокупляться” и думает: “Ну надо же…”, а потом постепенно внутренним чутьем постигает, что в дверях комнаты стоит его отец. Отец принял душ и побрился, и его художественный начес, устроившийся на лбу ровно посередине, выстроен во что-то такое музыкальное, похожее на басовый ключ или резное украшение на носу корабля, и, хотя глаза у него убийственно красного цвета и руки дрожат так сильно, что их приходится держать в карманах, выглядит он, если не присматриваться слишком придирчиво, бодряком и красавцем. На нем темно-синий костюм и рубашка в крошечные темно-красные ромбики, а также его любимый галстук — тот, на котором нарисованы мультяшные кролики. Он смотрит на Банни-младшего и улыбается. Мальчик думает: “Чего это он, интересно?” А потом: “Ой, наверное, будет что-то хорошее!”

— Привет, пап, — говорит он.

— У тебя есть чемодан? — спрашивает Банни.

— Не знаю, пап.

— Ну, так давай быстренько ищи, — командует Банни и в поддельном гневе разводит руками. — Я что, за всю жизнь так тебя ничему и не научил?

— А зачем, пап?

— Что “зачем”?

— Зачем мне чемодан? — спрашивает мальчик, а сам думает: “Он хочет меня куда-то отправить”, и из него стремительно вырывается поток холодного ветра.

— Ну а ты как думаешь? Зачем людям нужны чертовы чемоданы?

— Я куда-то еду? — спрашивает мальчик, перепрыгивая с ноги на ногу и вытирая лоб тыльной стороной ладони.

— Не “я”, — поправляет его отец, — а мы.

— Мы?

— Точно!

— А куда мы едем, пап? Банни-младший одет в шорты, шлепанцы и выцветшую футболку, на которой нарисован оранжевый каменный мутант по имени Существо. Футболка мала Банни-младшему на несколько размеров и вся в дырках, но мальчик все равно продолжает ее носить из соображений только ему одному понятной ностальгии.

— Мы отправляемся в путь! — объявляет Банни и, выпятив большой палец, машет им через плечо в направлении внешнего мира.

— Правда? — спрашивает мальчик и улыбается так широко, что даже показывает зубы.

— Правда, — отвечает Банни. — Но нельзя появляться на людях в таком бомжовом виде, как у тебя. Первое правило продавца: будь презентабелен.

— Только мы с тобой вдвоем, пап? — спрашивает мальчик, стаскивает с себя футболку, скручивает ее в клубок и швыряет через всю комнату.

— Только мы с тобой, Кролик. На улице в синем небе ослепительно светит утреннее солнце, и над головой стремительно мчатся, гонимые ветром, оптимистичные облака. С северовостока дует легкий ветерок со слабыми отголосками Арктики. Банни и Банни-младший сбегают по лестнице и волокут свои чемоданы через двор. Шагнув за порог квартиры, Банни сразу же чувствует новый прилив оптимизма и силы. Он улыбается. Он насвистывает. На детской площадке сидит, как предвестник чегото дурного, Синтия. Банни окидывает взглядом ее моряцкие шортики с белыми отворотами, белую майку и ногти цвета изморози, которые опалами сияют на фоне черного прорезиненного покрытия площадки.

— Куда вы едете? — спрашивает она и улыбается Банни, и ее скобки на зубах вспыхивают на солнце.

— Мы, типа, сваливаем отсюда, — говорит Баннимладший, который где-то откопал пару темных очков. Он указывает большим пальцем на “пунто”, стоящий на стоянке. — Типа, нас тут уже нет!

— Да, мы сваливаем, — подтверждает Банни, который впал в транс при виде холмика в середине шортов Синтии.

— Жалко, — говорит Синтия и наклоняется вперед, обнажая девственно-белую полоску стрингов, возвышающихся над дурманящими дугами ее кремовых ягодиц.

— Чтоб я сдох, — чуть дыша, произносит Банни. Он смотрит на третий этаж, видит желтую входную дверь своей квартиры, и она кажется ему сглазом, проклятьем или чем-то вроде этого. Его внутренности продувает холодным ветром.

— Да, Синтия, мы определенно сваливаем, — говорит он.

— Отправляемся в путь! — подхватывает Баннимладший.

— Жалко, — без особой надобности повторяет Синтия и громко щелкает пузырем жвачки. Она поднимает ноги, откидывается назад и начинает раскачивать качели, на которых сидит.

— Ну, пошли, пап, — говорит Банни-младший, и они вдвоем идут к стоянке. Банни думает: “Не так уж это было и трудно”, открывает багажник “пунто”, и они забрасывают туда чемоданы. Потом они забираются в машину, Банни вставляет в замок зажигания ключ, мотор закашливается и через какое-то время оживает. Банни-младший высовывает голову в окно.

— Небо похоже на гигантский бассейн, пап, — говорит он, хотя никто не спрашивал его мнения относительно того, на что похоже небо.

— На бассейн? — переспрашивает Банни, ликвидируя в своем сознании шортики Синтии и представляя себе, как с ним прощается, так и не успев познакомиться, ее раскачивающаяся на детских качелях щелка. — Олимпийский! — отвечает мальчик. Банни выезжает со двора, и откуда ни возьмись у него на пути оказывается мальчик-скейтбордист с грязными желтыми волосами, торчащими из-под ярко-красной бейсболки, и разными хромированными серьгами, воткнутыми в органы чувств. На мальчике зеленая футболка с надписью “Лизни меня в Kunst”. Он лихо проезжает на скейте прямо перед самым “пунто”, Банни бешено сигналит, а мальчик в ответ решительно поднимает вверх средний палец. Банни опускает стекло и орет в окно: “Скейтер гребаный!” — и немедленно думает об Авриль Лавинь и вслед за этим — о вагине Авриль Лавинь. Он вспоминает слова Пуделя о том, что он видел в Интернете, что Авриль Лавинь — “реально безумная телка”. Наверняка так оно и есть, с ее-то дурацкой подводкой для глаз, думает Банни. Он вливается в поток машин на кольцевой развязке и снова жмет на клаксон — на этот раз он сигналит темно-красной бетономешалке с надписью “dudman”, которая прет прямо на “пунто”. Она с грохотом проносится мимо, и вывешенная из водительского окна татуированная рука тоже вытягивает вверх средний палец. — Е-мое, — возмущается Банни, — все просто с ума посходили!