– Про Джека Врушителя нам ничего не надо, – сказал я. – С ним мы и так хорошо знакомы.

– Да я с ним здороваюсь не меньше трех раз в день, – сказал Венделл.

– Уж не меньше, – поддержал я.

– Вы тут, ребята, что, на грубость нарываетесь? Мы в участке такими вещами не балуемся.

– Нет, сэр, мы серьезно, – сказал я. – В девятнадцатом веке его делом занимался как раз этот участок. Кру-ши-тель.

– Девятнадцатый век? Это что, «Джетсоны»? Эй, Тео, тут ребята утверждают, что они из будущего.

– Нет, это тысяча восьмисотые годы. Совсем точно – тысяча восемьсот восемьдесят второй, – сказал я.

– Тысяча восемьсот восемьдесят второй? – переспросил сержант. – Это же сотни две лет назад. Надо же, эти чуваки спрашивают меня о том времени, когда я даже еще не родился.

– Кто им нужен? Глушитель? – крикнул Тео из дальней комнаты.

– Слушайте, парни, мы называем это истекшим сроком давности. Кто-то кого-то грабанул в средние века, сейчас-то что до этого?

– Позвольте, сэр, – сказал Венделл. – Неужели вы не храните архивы – записи – прошлых дел? Чтобы при случае можно было сравнить их с текущими делами, извлечь уроки и не повторять прошлых ошибок?

– Архивы, говоришь? Как в «Месте преступления»?[17]

– Да, – сказал Венделл, незаметно вздохнув. – Как в телевизоре.

– Эй, Тео, у нас есть эти – как вы сказали? – архивы?

– Та комнатенка в подвале, где все эти ящики?

– Ты имеешь в виду хранилище? Так бы сразу и сказали. А то все про какие-то глушители… Это в подвале. Езжайте на лифте – вон там, слева.

Мы двинулись к лифту.

– Эй, пацаны, никаких там шалостей, ладно? У нас тут этим не занимаются, мы не из таковских.

– Да, сэр, – сказал я.

«Очень мило, когда тебя называют пацаном, – подумал я, заходя вслед за Венделлом в лифт. – Особенно если учесть, что нам обоим по сорок четыре».

После аналогичных препирательств с архивистом в подвале нас препроводили к столу и вручили две объемистые коробки с надписью «Улики по делу Крушителя».

Прежде чем позволить нам копаться в уликах, архивист попросил нас сначала вымыть руки, затем натянуть хирургические перчатки, а потом надеть зеленые халаты и маски, которые он извлек из УВЧ-стерилизатора.

– Кое-что из этого старья весьма чувствительно, а? – спросил я.

– Не-е, – протянул архивист. – Просто грязное.

Мы с Венделлом принялись осматривать содержимое коробок.

– Взгляни-ка сюда, – сказал Венделл.

Это был сделанный коронером дагерротип второй и третьей жертв. Мне было интересно, имеется ли и здесь ниточка под названием «Иди!», которую мне удалось обнаружить на посмертной фотографии Салли. Но, поглядев на снимок, я испытал сильнейший приступ тошноты и чуть не растерял съеденное перед этим печенье. От того, что сделал этот душегуб с их внутренностями, можно было просто охренеть! (Нам предстоит узнать об этом более подробно, когда мой рассказ дойдет до второго и третьего убийств, но сначала я вернусь домой, чтобы съесть фаршированную цыплячью грудку.)

Я заглянул в свою коробку и вытащил джутовый мешок с надписью «Яблоки Макинтоша». Случайно ли Крушитель выбрал такое орудие убийства?

Из второй коробки Венделл извлек еще один предмет и понюхал его через маску. Это был бюстгальтер. Я быстро выхватил у него вещицу.

При ближайшем рассмотрении на нем обнаружились вышитые инициалы: «Э.С.». «Почему лифчик Элизабет оказался в коробке с уликами?» – удивился я и в свою очередь обнюхал его. Недоуменно пожав плечами, я сунул вещицу в карман – до лучших времен.

Мы потратили большую часть дня, разбирая полицейские рапорты, свидетельские показания, газетные вырезки и прочее. Однако не обнаружили почти ничего, что дополняло бы уже опубликованные сведения по делу.

Мы уже собирались уходить, когда на дне моей коробки я нашел нечто стоящее. Оно было завернуто в кружевной носовой платок и перевязано ленточкой. Стянув ленту, я осторожно развернул кружево.

Передо мной лежали две небольшие книжки. Одна была в потрепанной обложке коричневой кожи с вытисненным значком сыщика НПУДВа. На твердом черном переплете второй красовался розовый пудель.

– Венделл, похоже, я что-то нашел.

Мы оба нацепили монокли и открыли книжицы на титульных страницах. Мой экземпляр гласил:

Личные воспоминания начальника полиции Калеба Р. Спенсера, относящиеся к жуткому делу печально знаменитого Джека Крушителя

На титульной страничке у Венделла значилось:

Личный дневник мисс Элизабет Смит, свидетельствующий о мерзавце Веселом Джеке, а также о моем романе с неустрашимым начальником полиции Калебом Р. Спенсером

– Есть!

– Мы наткнулись на жилу! – воскликнул Венделл.

– Дневники Лизы и Калеба! Можно ли было желать большего?

– Закрываемся! – крикнул нам архивист.

– Да, сэр, большое спасибо! Мы уже закончили, – откликнулся я.

Мы с Венделлом переглянулись. Мы знали, что надо делать. Приподняв полы наших хирургических халатов, мы засунули книжки в карманы брюк. Затем быстро выпрямились и спешно двинулись к лифту.

Когда мы уходили, архивист сказал:

– Странно. Столько интереса к этому Крушителю в последнее время.

– Неужели? – сказал я, пытаясь скрыть выпуклость на брюках. Впрочем, это было мне не впервой.

– Ну, во всяком случае, был тут один, такой троих стоит, хе-хе. Странный такой, в черной пелерине и цилиндре. Похоже, у него насморк или что-то вроде того. Пришлось шугануть этого типа, когда я застал его за обнюхиванием лифчика.

– А что за лазутчик? Чего он хотел?

Но тут подошел лифт, и Венделл, боясь разоблачения, втолкнул меня в кабину.

– Пока, сержант. Спасибо. Вы просто душка! – крикнул я напоследок, и мы бросились прочь из участка, так и не сняв халаты и маски.

– Вот засранцы, – пробормотал дежурный сержант.

Я с нетерпением предвкушал, как по возвращении в «Дакоту» наброшусь на обнаруженные дневники, не говоря уже о том, чтобы закончить обнюхивание лифчика. Наверняка эти записи смогут пролить какой-то свет на дело и подсказать, почему оно оставалось нераскрытым все эти годы. Но сначала я должен был позвонить Майрону и просветить его насчет моих последних открытий. Тот лазутчик был вовсе не лазутчиком, а голливудским продюсером, который намеревался поставить по моей книге фильм. В конце концов, я тридцать лет вкалывал, прозябая в безвестности, но теперь моя карьера наверняка взлетит.