Он стучится в дверь. Джереми уже готов. Он одет, он сидит на диване, справа от него — Мария, слева — Бьянка, а перед ним — телевизор. Показывают какую-то чушь про животных. Джереми неинтересно, но он чувствует усталость. Ему безразлично, что смотреть.

Потому что оживить старика с пулей во лбу, а затем превратить его в молодого человека, а затем оживить ещё одного старика — это сложнее, чем исцелить сотню джонов мерриков.

Он дотягивается до кнопки, разрешающей вход в апартаменты.

«Как вы себя чувствуете?» — Спирокки склоняет голову.

«Нормально. Чего тебе?»

Его так и не научили обращаться согласно рангу. Он умеет прочитать заготовленную речь, но со «своими» остаётся запанибрата.

«У нас есть дело, которое не касается девушек».

Мария и Бьянка тут же встают и покидают помещение.

«Ну чё?»

Спирокки умеет разговаривать с Джереми. Он давно знает, что намёки бессмысленны, а деликатность бесполезна. Что нужно брать быка за рога, вываливать всю информацию сразу. Говорить не «сделайте, пожалуйста», а «надо сделать».

«Омоложение больше повторять нельзя».

«Почему?»

«Потому что стариков множество. Тысячи. Миллионы. Миллиарды. Их больше, чем больных, во много раз. И они взбунтуются. На вас наседают миллионы больных. К вам рвутся не только те, кто болен серьёзно, смертельно, кому не поможет никто, кроме вас. К вам рвутся люди с насморком и растяжениями — с мелочью. Вы знаете это. Вы хотите, чтобы к вам ломились старики и старухи, желающие стать молодыми?»

Джереми Л. Смит думает. Это сложный процесс. Шестерни в его голове поворачиваются медленно, со скрипом. Но они поворачиваются в верном направлении. Пугающе верном.

«А ты хотел бы стать молодым, а, кардинал?»

Спирокки не ждёт такого вопроса. Он может ждать чего угодно, но только не такого вопроса.

Перед Спирокки встают картины его молодости. Впрочем, она никогда не была молодостью в полном смысле этого слова. Практически с самого начала он избрал только один путь — путь Церкви. У Спирокки были женщины, и не одна. Он знает, что такое алкоголь, знает, что такое азарт и даже что такое кокаин. Но вопрос не в этом. На Спирокки всегда лежали какие-то ограничения — так или иначе. А теперь он стар. Теперь ему не нужны женщины. И ему не нужны деньги, потому что их — неограниченное количество.

Молодой кардинал Спирокки. Вечная, власть. Серая гвардия. Мечта.

«Нет, — говорит кардинал. — Я прожил жизнь так, как должно».

Джереми опускает голову.

«Я ж всё могу», — говорит он тихо.

И это самое страшное. Он действительно может всё. Теперь он это осознаёт. Джереми Л. Смит протягивает руку к стакану с виски.

«Что это?» — спрашивает он.

«Виски».

«Попробуй».

Кардинал Спирокки пробует. Это «Джек Дэниэлс», отличный солодовый виски. Марочный.

Джереми берёт в руку стакан и встряхивает его — чуть-чуть, чтобы ни капли не пролилось на пол.

«Теперь, давай».

Это вино. Красное столовое вино.

Христос превратил воду в вино, чтобы помочь. Чтобы спасти от провала свадьбу своего друга, своего ученика. Чтобы принести радость.

Джереми Л. Смит превращает виски в вино. Только для того, чтоб показать кардиналу собственное всесилие. Это и есть последнее искушение. Это и есть прыжок с крыши здания. Диалог со львом в пустыне.

«Они верят в вас. Они будут требовать от вас новых чудес. Они не успокоятся. Вы не Христос, Джереми, потому что Христос нёс новое. И его разорвали на части. Распяли на кресте. Вы несёте то же, что и он. И если у него — просили, то у вас — требуют. И в случае невыполнения угрожают расправой».

Джереми Л. Смит находится в патовой ситуации. Он не умеет играть в шахматы и не знает слова «пат». Но это положение трудно назвать иначе. Его король жив, но парализован. Любой ход сейчас приведёт к поражению. Остаётся продолжать то, что делалось раньше. Рутинно, конвейерно исцелять. Ездить по церковкам и городкам. Посещать хосписы и больницы. Строить из себя Мессию.

Однако у Джереми есть назначение. Просто ни он, ни кто-либо из окружающих не знают, в чём оно состоит.

Именно поэтому кардинал Спирокки решает вывести на доску новую фигуру. Шахматный джокер. Дополнительного ферзя. Уну Ралти, святую Марию Магдалину.

* * *

Уна появляется в резиденции утром, около десяти часов. На ней серая кофточка и длинное серое платье. Оспины на её лице тщательно замазаны белилами и покрыты пудрой. На голове — серая шляпка с вуалью. Она не похожа на шлюху. Впрочем, она уже несколько лет не шлюха, а телезвезда, поэтому может себе позволить выглядеть как угодно.

Её пропускают через все инстанции. Охранники смотрят на неё с благоговением. Они готовы целовать её туфли, потому что она — Уна Ралти, святая грешница. Они видели её по телевизору, но никогда — рядом с Джереми Л. Смитом. Впрочем, у них не хватает мозгов, чтобы сопоставить эти факты.

Её встречает кардинал Спирокки, в овальном кабинете, в позолоте и росписях. Уна осматривается. Она в святая святых Ватикана, буквально в нескольких шагах от Джереми Л. Смита, от его роскошных апартаментов. Спирокки сидит перед ней за столом. Она закидывает ногу на ногу, обнажая розовую ляжку.

«Уна, вы знаете, что вы должны делать. И чего не должны. Мы не можем тронуть Джереми, но вы — пешка. Поэтому каждое ваше действие будет внимательно изучаться. И диктоваться, если это потребуется».

«Чего же хочет наш Джереми?»

Ещё год или два назад кардинал Спирокки точно знал, чего хочет Джереми. Он мог предсказать каждый его шаг. Но теперь — нет. Теперь Джереми может себе позволить поступать вопреки воле кардинала. Поэтому кардинал отвечает очень тихо, так, чтобы даже стены не слышали:

«Я не знаю».

Уна усмехается покровительственно.

«Зато я, кажется, знаю».

Она встаёт.

«Вряд ли, — говорит Спирокки. — Женщин у него как раз достаточно».

«„Уна“ означает „единственная“, запомните это, кардинал», — говорит Уна.

И она права, эта римская шлюха, стерва, уродина с длинными ногами. Она права на все сто процентов, и кардинал Спирокки не знает, что с этим делать.

Джереми Л. Смит сидит в кресле, когда входит Спирокки.

«К вам Уна Ралти».

Джереми не сразу понимает, кто такая Уна Ралти, но когда понимает, наклоняется вперёд и делает пригласительный жест. И Уна заходит в комнату. Спирокки пятится и исчезает за дверями.

По всем апартаментам Джереми, во всех коридорах, где он проходит, в каждой комнатушке, в ванной и в сортире стоят камеры. Частной жизни у Джереми нет. Впрочем, её нет ни у кого. Когда вы приезжаете в какой-нибудь дешёвый мотель, вы хотите одиночества. Вы запираетесь в своём номере или бунгало, садитесь на кровать и включаете телек в надежде на порнушку. Вы всегда надеетесь на порнушку — не стоит меня разубеждать. Человек, который вечером смотрит футбол, или ток-шоу, или кинофильм, иногда щёлкает по каналам, особенно во время рекламы. Если где-нибудь идёт программа про животных, он не остановится. Если политические новости — не остановится. Если передача про дорогие автомобили — не остановится. Но если на одном из каналов мускулистый ковбой в широкополой шляпе дерёт грудастую красотку во все отверстия, человек делает паузу.