Затем, отставив стакан в сторону, он рухнул в мягкое кресло у камина и распустил галстук. Фрейя сразу поняла — он хочет, чтобы она села к нему на колени. Бран выглядел неуверенным и сомневающимся, словно еще не верил, что она действительно ему подчинится. Его мужская нежность была очаровательной и настолько ее возбуждала, что Фрейя решила действовать сама. Она быстренько оседлала жениха и наклонилась к нему таким образом, что ее длинные, густые кудри коснулись его лица. Бран жадно притянул ее к себе и вскоре уже стаскивал с нее платье через голову, а она, расстегнув на нем ремень, помогала ему выбраться из брюк.

— Но как?.. — спросила она. — Может, нам лучше перебраться в твою комнату?

— Они все на расстоянии мили отсюда и крепко спят… Ничего, мы тихо, — успокоил он ее шепотом.

В лунных лучах тело Фрейи выглядело безупречно и напоминало изваяние прекрасной богини. Он крепко ее обнял, прижал к груди, и у нее даже дыхание перехватило от нахлынувших чувств, от восхитительного ощущения нежного подчинения. Их тела двигались точно в страстном танце, и Фрейе будто открывала себя заново. Бран застонал, его напряженное лицо слегка исказила страсть. Единство их тел было неразделимо. Оба сползли на пол, и он приподнимал и переворачивал ее так и сяк, а она то принимала позу кошки, то ложилась на спину, закинув руки за голову. Она испытывала острое наслаждение каждый раз, когда он входил в нее и сжимал ее талию своими сильными руками и укладывал на спину, на живот или поверх себя. Он ловко управлял своей силой и страстью, заставляя Фрейю стонать от восторга, хотя ее немного удивило то, как отлично Бран, оказывается, умеет владеть собой в любых обстоятельствах. У нее никогда еще не было такого партнера, который заставил бы ее испытывать подобные чувства…

Нет, это — не совсем правда…

Был еще один человек, который…

Она заставила себя немедленно выбросить образ Киллиана из головы… однако он и не думал исчезать…

Киллиан, его сильные ласковые руки, ее задранная юбка, и она, расстегивающая ему джинсы…

Нет, та история не имеет к ним с Браном никакого отношения… тем более сейчас… И почему она, собственно, вообще думает о Киллиане? Она же этого совсем не хочет и уж, конечно, не в такой момент! Но Фрейя ничего не могла с собой поделать — она отчетливо все помнила… как стояла на коленях, коснулась губами… почувствовала вкус… Тогда Киллиан яростно овладел ей, а сама она готова была взорваться от страсти…

Нет! Прекрати… пожалуйста… Ты должна перестать думать о нем… забыть свои страстные мечты… изгнать его из своих мыслей…

И она снова оседлала Брана. Он сжимал ее груди, лаская соски, а она прижала его руки к себе, и пальцы их переплелись. Бедра терлись друг о друга, но они все продолжали отчаянную ритмичную скачку… и Фрейе удалось, наконец, усилием воли отогнать от себя образ Киллиана… сосредоточиться на красивом, искаженном страстью лице Брана, его прекрасном теле, силе его желания…

Но против ее воли лицо того, другого, вновь возникло у нее перед глазами.

И она ничего не могла с собой поделать. Все было неправильно! Так не должно быть! Но в ней то и дело вспыхивали воспоминания о том, что она натворила во время приема. Перед ее внутренним взором постоянно возникало то проклятое видение — она и Киллиан в тесной дамской комнате, ее ноги обвивают его талию, а он проникает в нее все глубже, глубже… Господи, и это в то время, как… А чем она занимается теперь?.. Фрейя застонала, ощущая всю мерзость своего предательства — она занималась любовью с одним и одновременно думала о другом… Она закусила губу от невыносимой душевной муки и… утратила контроль. Тело ее содрогалось в пароксизме страсти…

То же происходило и с Браном. Издав звериный рык (какое там «мы тихо»!) и еще несколько раз с силой содрогнувшись и прижимаясь к ней всем телом, он, наконец, замер. Они лежали, совершенно обессиленные. Мышцы Фрейи ныли от постепенно затихающего возбуждения, а Бран лишь через несколько минут медленно расцепил руки, сомкнутые в яростном объятии.

Потом он нежно и благодарно поцеловал ее в щеку. Он словно все еще не верил в то, какая огромная ему выпала удача. Фрейя улыбнулась, дрожа и чувствуя на своем лице его губы. Она открыла глаза и внезапно увидела, как в углу зала шевельнулась чья-то фигура.

Значит, они были не одни!

И все это время за ними наблюдали! Она разглядела темные волосы и ясные глаза цвета аквамарина! Тот самый мужчина, воспоминания о котором только что приводили ее в такой болезненный восторг!

Но когда Фрейя снова посмотрела в ту сторону, он уже исчез.

Как и предсказывала Ингрид, Табита вскоре забеременела, и спустя неделю об этом знал весь Нортгемптон. А потом несколько местных горожанок заявились в библиотеку — они хотели срочно посоветоваться с Ингрид. Вдруг она поможет решить их женские проблемы? В понедельник, ясным июньским утром, сияющая Табита, чувствовавшая себя будущей матерью, в очередной раз рассказывала свою историю группе посетительниц, собравшихся у стойки читального зала. Наверняка они уже знали все подробности, но Табиту подобные повторы не смущали. Да и женская аудитория с удовольствием прислушивалась к ее словам, поскольку большинство из них ожидало своей очереди, чтобы повидаться с Ингрид.

— Мои врачи сказали, что произошло настоящее медицинское чудо! Ведь наши тесты, в том числе и последние, были очень плохими. Однако беременность наступила, что даже теоретически невозможно! И все благодаря Ингрид! А вы слышали, как она спасла Стефани Карен? Мгновенно исцелила ее от неприятной сыпи, которая никак не исчезала! Клянусь, она — волшебница! Ну, может, просто ведьма, но в любом случае она сделала настоящее чудо!

— Ведьма? — потрясенно переспросила Мона Бойярд.

— Разумеется, и, пожалуйста, очень вас прошу, — решительно вмешался Хадсон, слегка подбоченясь, — мы живем в современном Нортгемптоне, так что лучше использовать термин «нетрадиционная медицина».

Никто в точности не знал, как именно Ингрид помогает женщинам. Было ясно лишь одно — ее поддержка всегда приносила результат, абсолютно необъяснимый с точки зрения науки. Скорее всего, здесь действительно скрывалась… магия. Но кто в наши дни верит в волшебство? А жительницам Нортгемптона было наплевать на названия, главное, чтобы средство приносило пользу.

Сперва Ингрид отрицала тот факт, что Табита забеременела из-за ее усилий. А еще она не слишком жаждала давать советы или оказывать другим подобные услуги. Но вскоре ей самой стало ясно — она не в силах отказать несчастным женщинам. Кроме того, Ингрид не поразило громом небесным, когда она наложила на Табиту чары плодовитости. И она решила, что было бы несправедливо не протянуть руку помощи нуждающимся. Возможно, Фрейя права — с момента установления Запрета минуло уже очень много лет. Совет попросту забыл о них, и, вероятно, неприятных последствий вообще не будет. Ингрид очень хотелось в это верить. И, безусловно, возвращение к практической магии не только доставило ей радость, но и придало смысл всему существованию. Она сразу почувствовала, что теперь жизнь ее не проходит бездарно. Она растранжирила время, глуша в себе природный талант, похоронив себя под грудой бесконечных мелких забот и полностью отдаваясь работе обычного библиотекаря. Конечно, работать здесь ей нравилось, но все же… Магия — это то, ради чего она появилась на свет. Ну и к черту проклятый Запрет! Неужели после нескольких веков безупречного поведения они не заслужили снисхождения и возможности заниматься любимым делом? И потом, похоже, Совет ничего не заметил. А нортгемптонцы — вполне просвещенные люди, не боязливые и не особо суеверные. Они, конечно, любопытны и настроены порой скептически, зато к новым веяниям относятся с удовольствием и без предрассудков.