Им и повезло остаться в живых и даже не испытать никакого недомогания. Те же, кто съел хоть небольшой кусочек, занедужили. Но они отделались только рвотой и коликами, а потом выздоровели, хоть и с трудом. А вот оба брата де Дрё д’Обре занемогли всерьез. Пять дней жесточайших страданий вынудили их приказать увезти себя из Вилькуа в Париж. Там созвали консилиум, на котором врачи единодушно повесили головы — картина состояния советника и судьи была самая печальная. Кое-кому течение их болезни напомнило болезнь их отца, покойного де Дрё д’Обре, — ну что ж, господа доктора сочли, что в достопочтенном семействе свирепствует некая наследственная хворь, которая и уносит несчастных де Дрё д’Обре одного за другим. Умер отец, теперь умрут сыновья… Прогнозы оправдались спустя два с половиной месяца после того, как братья поели злосчастного пирога.

На сей раз было проведено вскрытие, на котором особенно настаивал личный врач советника де Дрё д’Обре, носивший фамилию Башо. Он был очень привязан к своему подопечному, упрекал себя в том, что знания его оказались недостаточны для того, чтобы спасти от смерти такого хорошего человека, и надеялся найти сведения, которые помогут ему при лечении других людей. При вскрытии обнаружилось, что внутренности обоих братьев почернели и словно бы прогнили, что могло быть следствием воздействия яда, однако подобное же воздействие производит на органы и болезнетворный желудочный сок. Итак, причина смерти казалась странной и неясной, но общественное мнение все же сочло, что виновата болезнь, развившаяся из-за употребления дурной пищи.

Лашоссе остался вне подозрений. Более того, он так старательно ухаживал за советником де Дрё д’Обре, что получил от него предсмертный подарок — триста экю. Ну и еще тысячу франков ему вручили, как и обещали, маркиза и ее любовник.

Мадам де Бренвилье вступила в права наследства, однако некоторое время она находилась в трауре, вела жизнь затворницы и вызывала в обществе огромное сочувствие тем, что так внезапно и странно лишилась всех своих родных.

А между тем Экзили неожиданно и тайно покинул Францию (то ли чуял надвигающиеся беды, то ли просто решил удалиться на покой от своего смертоносного ремесла). Он исчез без следа, и тогда Сент-Круа, которому досталось все его алхимическое имущество, сам взялся за изготовление ядов. Знаниями для того он обладал вполне достаточными.

Казалось бы, зачем ему новые яды, если цель достигнута и больше никто не стоит между наследством и маркизой де Бренвилье? Но дело в том, что денег никогда не бывает много. Вернее, их всегда мало, особенно для тех, кто одержим алчностью. И любовники справедливо полагали, что на свете имеется достаточно людей, которые желали бы избавиться от ближних своих, так что помощь им может стать весьма прибыльным ремеслом. Именно поэтому Сент-Круа перевез к себе все препараты и приспособления, которыми раньше пользовался Экзили, и оборудовал в доме особенную комнату-лабораторию. Он не шутя увлекся химией, этой волшебной наукой. Мечтой его было изготовить яд, который способен убить человека самим дыханием своим, по крайности — прикосновением к коже. Тайной подобных ядов владели не столь давно, менее столетия назад, умершая королева Екатерина Медичи и ее придворные медики Козимо Руджиери и мэтр Рене, однако тайна тех перчаток, которые в свое время были подарены королеве Жанне д’Альбре и которые стали причиной ее скорой смерти, Екатерина Медичи унесла с собой в могилу. Сент-Круа неустанно искал секретный и загадочный яд, ну а пока приторговывал чем мог: простой и действенной отравой, которую надобно элементарно подсыпать в пищу неугодному человеку — и ждать его кончины и своих выгод, которые с той кончиной связаны.

Первым клиентом его стал закадычный приятель, бывший в курсе увлечения Сент-Круа химией. Звали этого господина Пенотье, и он был точно так же одержим алчностью, как и маркиза де Бренвилье. Правда, мечтал он не только о получении наследства после своего тестя, но и о доходных должностях, а посему намеревался убрать с пути и тестя, и всех, кто эти должности занимал.

Тесть, взявший на службу некоего лакея по имени Жорж, рекомендованного Сент-Круа, вскоре скончался. Пенотье получил немалое состояние и должность второго казначея Лангедока. Однако он мечтал также о месте сборщика податей с духовенства, которое занимал некто Сен-Лоран. Оставшийся без хозяина Жорж поступил на службу к нему… Вскоре Сен-Лоран умер в страшных мучениях, и при вскрытии обнаружилась та же картина, которую прежде наблюдали у братьев де Дрё д’Обре и у бывшего казначея Лангедока. Однако врачи по-прежнему не могли установить, точно ли повинен в случившемся яд. Науке он не был известен, а составлял тайну Экзили и его наследника Сент-Круа. Поэтому вновь сочли, что виновна некая болезнь, неведомая современной медицине, и на том успокоились.

Но не успокоилась мадам Сен-Лоран, которая очень любила своего мужа. Она не верила в случайность его смерти, тем паче что из дома исчез лакей, прежде служивший мужу и принятый к нему после службы у казначея Лангедока, который тоже скоропостижно и необъяснимо скончался. Мадам Сен-Лоран не уставала говорить о странном совпадении в обществе, которое и без того вовсю обсуждало многочисленные смерти, которые вдруг начали случаться в Париже. А между тем к списку их прибавилась еще одна, совершенно невероятная.

Умер Сент-Круа! И случилось это самым поразительным образом.

После исчезновения Экзили он оставил за собой его лабораторию близ площади Мобер и там продолжал его опыты. Работал он в стеклянной маске, которая должна была предохранять его лицо от смертоносных испарений: ведь Сент-Круа искал именно такой яд, который должен убивать испарениями, однако самому пасть жертвой своего ремесла ему совершенно не хотелось. Но в ту минуту, когда он, склоняясь над печью, следил, как закипает новый смертоносный препарат, стеклянная маска от неистового жара лопнула — и Сент-Круа упал замертво. Итак, он все же создал страшный препарат… Другое дело, что и он унес тайну в могилу, как и его предшественники!

Шли часы. Жена Сент-Круа, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, отправила за ним слугу, все того же неоценимого Лашоссе. Тот обнаружил своего господина мертвым и понял причину его смерти. Он только и мог, что спрятал осколки маски, но уничтожить всего прочего не успел: другие слуги случайно увидели мертвого Сент-Круа и вызвали полицию. Явился некий комиссар Пикар и приказал опечатать комнату вместе со всем, что там находилось.

Лашоссе начал было протестовать, уверяя, что в комнате находилась принадлежащая ему шкатулка: там-де хранились его собственные деньги и он требует эти деньги вернуть. Однако ему ответили, что сначала произойдет следствие, а деньги никуда не денутся. Лашоссе очень в этом сомневался, хотя делать было нечего: все бумаги и вещи Сент-Круа стали достоянием полиции.

Он немедля сообщил о случившемся маркизе де Бренвилье, которая все еще пребывала в столь же глубоком, сколь и притворном трауре и жила затворницей в провинции. Мари-Мадлен в ужасе примчалась в Париж. Причиной такой поспешности была не только скорбь, но и забота о содержимом все той же шкатулки Сент-Круа. Дело в том, что там хранилось некое обязательство маркизы — выплатить Сент-Круа тридцать тысяч ливров. Ну да, отношения между пылкими любовниками были в денежном отношении строго регламентированы. Сент-Круа полагал, что страсть страстью, а табачок все же врозь, и взял с маркизы расписку в том. Потом получил деньги, а расписку вернуть забыл… Мари-Мадлен понимала, что сама по себе несчастная бумажонка уже представляет для нее огромную угрозу.