17 мая 1975 года мы с Леной на «Чайке» поехали расписываться в ЗАГС. До свадебного обеда оставался еще час, и Златка предложила поехать в Донской монастырь. Так и сделали. Идем по монастырю мимо памятников, а навстречу экскурсия. Провинциалы увидели Хазанова – половина группы пошла за экскурсоводом смотреть достопримечательности, а вторая половина пошла в другую сторону – смотреть на Хазанова. Вот такая вот популярность была в 75-м году.

А в 92-м году Феликс Камов, приехав уже из Иерусалима, сказал, погуляв с тобой:

– Это что-то невероятное, они на него показывают пальцем, трогают его, кричат, машут из машин. Слушай, его все знают.

Я ответил:

– Знают и меня, но его еще и любят.

И что же тут удивительного? 20 лет артист Хазанов делает свои лучшие миниатюры на телевидении, а огромный народ, 200 миллионов, сидит у своих ящиков и умирает со смеху. Ну не 200, пусть 100 миллионов – и все хохочут – жуткое дело.

Возвращаясь в 72-й год, вспоминаю, как в сентябре ходили мы на концерт Райкина в Концертный зал «Россия». Я, моя девушка и ты. В курилке ты, продолжая вечный свой спор с Райкиным, сказал:

– Мне это уже неинтересно, я вижу швы.

Девушка моя потом возмущалась:

– Да кто он такой, чтобы так говорить о Райкине?!

А в 73-м году, в марте, ты приехал на наш авторский семинар в Рузу и со сцены показывал свою пародию на Райкина. И Александр Аронович Хазин, мудрейший человек, автор Райкина, сказал:

– Он нарушил герметизацию, он вошел внутрь Райкина.

Я очень люблю, когда ты говоришь голосом Райкина: «Але! Слушаю вас, ихто там?» Я сразу начинаю смеяться. При всей своей ревности к нему я думаю – ты его по-своему любил. Это была любовь отвергнутого. Он тебя к себе не допускал и преемника в тебе не признавал. Он со своим звериным чутьем и не мог допустить к себе раньше, чем стал уступать в успехе. А уже в Риге, когда вы вместе работали: Пугачева, Костя, он и ты, – Райкин не выдержал и сказал, что пойдет в программе до тебя. Вот это было признание. Других слов, я думаю, от него дождаться и нельзя было. Кремень человек.

Знаешь, как я перед ним опростоволосился? Он на Маяковке принимал меня. Предлагал написать ему что-нибудь. Что-то на тему о зверях на полянке, какие-то разговоры на тему экологии. А я-то знал, что этот номер ему уже писали Настроевы. Он сказал: не обращайте на это внимания, вы будете автором, – но я отказался. Обещал написать что-нибудь другое. Потом он водил меня по квартире, показывал картины, а я делал вид, что разбираюсь в живописи. И вот тут-то и опростоволосился. Он подвел меня к скульптурному портрету, и я с видом знатока произнес:

– Как здорово, удивительно похож на Костю. Он расстроился и сказал:

– Ну что вы, это же я.

Я готов был провалиться сквозь землю.

Некстати об энергетике. Эта женщина, экстрасенс, права была. Я заметил: если ты со мной задумываешь номер, то я его пишу лучше. И дело не только в том, что для тебя мне хочется сделать лучше, хочется сдать очередной экзамен большому артисту. И не только в том дело, что с тобой точнее определяем исходную позицию. Ты, как и все, можешь в этом ошибаться. Дело в энергии, которой ты меня заряжаешь. Все идет значительно легче.

А что касается ошибок, то при всем твоем высоком профессионализме тебе очень мешает твое настроение, твое отношение в этот момент к автору. Вот у тебя плохое настроение, давление низкое, или, допустим, я тебе сегодня несимпатичен, ну, сказал тебе что-то не то три дня назад. Или, предположим, начался у тебя очередной приступ величия, как я это называю, – и все, номер тебе не нравится.

Например, написал я в 85-м году в Кисловодске номер «Дармоеды» – о том, чтобы всех наших бездельников послать в Америку, и они там ее тут же разложат изнутри. Я попробовал его на публике, на «театральной субботе» нашего с тобой товарища Розенфельда. Публика от смеха падала со стульев. Но я тебе об этом не сказал. Профессионал сам должен разбираться. Прочел я тебе этот номер где-то в июне. Ты поморщился, сказал что-то невразумительное, однако текст забрал. Златка, стоя у плиты и стрельнув в меня умным глазом, иронично прокомментировала:

– В этом номере не отражены судьбы мира.

По всей видимости, тебя в это время волновали глобальные мировые проблемы и этот номер не вписывался в твою концепцию всеобщей космической гармонии. Короче, номер ты не взял. Но текст все же себе оставил. Ну, не взял и не взял, с кем не бывает. Я монолог этот записал в передаче «Вокруг смеха», но он там не прошел, как будто Кто-то сверху следил.

В октябре я этот номерок продал одному артисту в Кисловодске, и он должен был с ним выступать в феврале на конкурсе в Москве. А буквально через две недели ты позвонил мне и сказал:

– Поздравляю. Я исполнил «Дармоедов». В зале была истерика.

Я ответил:

– Я тебя тоже поздравляю. Две недели назад я продал номер другому артисту.

Пауза, переход на другую тему. А через неделю голосом Райкина по телефону:

– Леня, я этот номер буду делать иногда, на небольших площадках и без телевидения.

Это нехорошо, но я соглашаюсь, хотя отлично знаю, что зал «Дружба» на 3000 человек маленьким не назовешь. А дальше кисловодский артист запивает и на конкурс в феврале не попадает (будто Кто-то за этим следит). А уже в апреле ты исполняешь этот номер на юбилее МХАТа, и «случайно» там оказывается телевидение. И хотя ты «повесил пиджак на объектив», они все равно снимают и номер появляется на экране, правда, без объявления автора. Виноват, естественно, не ты, а телевидение, которое ухитрилось через пиджак снять все, кроме фамилии автора. И когда я теперь припоминаю тебе это, ты при своем самолюбии все равно не можешь признать, что пропустил хороший номер. Твердишь, что пока не придумал актерского решения, тебе номер был не нужен. Нет, ты действительно придумал замечательное решение. Это верно. Однако верно и то, что монолог этот пользовался успехом и в моем исполнении. Ясно, что у тебя он проходил в десять раз лучше, но так оно и должно быть. На то ты и Хазанов.

Да, а сердиться я не могу, несмотря на то, что все это неправильно и плохо по отношению к тому же кисловодскому артисту. Но вот смотрю, как от смеха слезы текут по лицу Ефремова, и что тут поделаешь?

У меня такой разговор был, не помню уже с кем. Я жаловался, что ты не объявляешь автора, и даже сказал, что вот этот номер тебе ни за что не отдам. Мой собеседник соглашался со мной и говорил:

– Да, это нехорошо, автора надо объявлять. – Потом подумал и сказал: – А номер этот ты ему все-таки отдай, он у него хорошо получится.

Его можно понять, он хочет увидеть хороший номер в хорошем исполнении. Но самое главное, что и я этого хочу.

Пойдем дальше. За эти годы нашего с тобой сотрудничества у тебя появилось много побочных связей. То есть время от времени ты влюбляешься в других авторов, что, впрочем, естественно для здорового артиста. Ну, Хаит – это ладно. Он был первым, до меня. Ну Альтов – тоже ладно. Этот практически появился почти в одно время со мной. Чуть попозже.