– А это кто? – девочка забралась на скамью рядом со мной и заглядывала в планшет, болтая слезшей туфелькой.

– Не знаю, просто девочка, – поймала разочарованный взгляд и вернулась к рисунку. – Это принцесса, – быстро исправилась, – хочешь, я и замок нарисую?

– Хочу, – ребенок оживился, – а как ее зовут?

– Никак, я еще не дала ей имя. Давай назовем вместе?

– Давай, – запищала девчушка, – ее будут звать Селена, как меня!

– Селена, – повторила я вслух.

«Селеной, Мене, Дианой и еще сотней других имен…», – прошептал мужской голос в моей голове.

Кадр за кадром воспоминания проносились перед глазами. Я тянусь к мужскому лицу, оплетая шею руками. Арсений нависает надо мной. Мы лицом к друг другу, мужские пальцы сжимают мои бедра. Чертов эротический калейдоскоп.

– Мама, – громкий визг оглушил меня, – тетя разрешила назвать свою принцессу, которую она нарисовала. Смотри, какая красивая, – из моих рук выхватили планшет, я безразлично следила взглядом за ребенком. – Ее зовут как и меня, Селена!

– «Сын проклятого рода, с дарованным тобой именем Арнар…» – шептала я, продолжая фразу, звучащую в моей голове. – Арнар… Ар… – подскочила как ужаленная и, выхватив планшет из рук девочки, побежала в сторону квартиры. – Бред. Бред чистой воды, – бормотала словно сумасшедшая.

«Я же слышу, как твое сердце сходит с ума, стоит мне приблизиться. Я слышу запах твоего возбуждения. Твое тело говорит само за себя: хочешь не меньше моего. Так ответь, почему?»

– Извините, – неслось мне в спину, – Селена, нельзя брать без спроса чужие вещи!

Я бежала по ступеням подъезда, перешагивая через одну. Залетела в квартиру, громко хлопая дверью.

– Даня, Данил, – кричала что есть мочи, – Данил!

Парень вылетел из душа, прикрывшись полотенцем.

– Что случилось, тебе плохо?!

– Да, мне плохо, очень плохо. Поцелуй меня!

Испуг с лица Данила сошел, и он заулыбался:

– Лилька, – выдохнул мое имя, – ну наконец-то! Я уже устал фантазировать в душе.

Он сделал первый шаг навстречу ко мне, и по телу прошла дрожь. Не та, что заставляет льнуть к любимому человеку, а та, когда ты видишь таракана на столе или вздувшуюся на жаре кошку у обочины дороги.

Второй его шаг, и поднялся каждый волосок моего тела. Третий, и я инстинктивно сделала шаг назад. Данил не заметил мой маневр, притянул меня за талию и нежно коснулся губ. Черт! Черт! Я готова была кричать! Меня охватил озноб, мое тело в объятиях мужских рук сотрясало крупной дрожью.

– Да что с тобой? Если ты больше не хочешь со мной встречаться, так бы и сказала. Зачем вот это все устраивать? Три недели меня «динамишь». Хочешь, чтобы я предложил расставание, а ты осталась перед своей мамой белой и пушистой? Я же знаю, как она меня любит.

– Нет, Дань, честно, – парень выпустил меня из объятий, чему я была безмерно рада: дрожь моментально прекратилась.

– А что? Ты будто червя увидела в своей тарелке. Не разрешаешь к себе прикасаться. Постелила мне на полу, словно псу.

– Дань, прости. Я и сама ничего не понимаю. Но мне нужно домой!

Да, домой! Если кто и может объяснить, что со мной происходит, то это только Ар.

Через три часа я сидела в душном автобусе, который вез меня в родной город. Шестнадцать часов в пути следовало использовать по максимуму, и я старалась хорошенько все обдумать.

Есть сон, в котором мужчина забрался без специального оборудования на третий этаж и, шепча мистическую ерунду, склонил меня к сексу. Господи, даже в голове это звучит бредово, а если озвучить вслух, то можно и справочку из больнички заработать.

Но, допустим! Гипноз и хорошая физическая подготовка все оправдывают.

Если это и не результат моей фантазии, то все, что происходило в моем «сне», мало походило на принуждение, а тем более изнасилование. Если только обоюдное.

Уперлась лбом во впереди стоящее сиденье и отчаянно отгоняла навязчивую сцену: я освобождаюсь от мужских объятий и под хищным взглядом желтоватых глаз прокладываю дорожку поцелуями, спускаясь по мужской груди, животу… ниже…

– Боже… боже… – уже бьюсь лбом.

– Девушка, – одергивает мужчина.

– Извините, – произношу на автомате.

Если я приму эротические фантазии за правду, то получается, что и мое недомогание связано с Аром. Но почему? Никогда не верила в порчи, привороты и наговоры…

Черт, я же стараюсь найти логику там, где ее нет. Еще раз пройдемся по вводным.

Первое – это поцелуй. Он был реальным, в этом я уверена на сто процентов. Тут я могу списать свое поведение на алкоголь: стоит признать, я была пьяна. Логично? Логично.

Второе – наша поездка в одной машине. Если скажу, что она была странной, я не совру.

Третье – фривольный сон, эротическая фантазия или явь, определить невозможно. Но это настолько плотно укрепилось в моем сознании, что я готова считать это воспоминанием.

И, четвертое – мое недомогание. Объяснения которому не дал и врач, списав на нервы и поставив депрессивное состояние. Единственное, что было неоспоримо, – стоило приблизиться к Данилу, и мое тело скручивало спазмом, словно в тот же момент срабатывал невидимый тумблер.

Стиснула руками голову и откинулась на спинку сиденья.

К концу поездки я вымотала себя нескончаемыми бредовыми гипотезами, но пришла к выводу: нужно держаться подальше от Ара.

Дома от недомогания, преследующего меня последние три недели, не осталось и следа. Восстановилась за день, вернее, за сутки беспробудного сна. Физически абсолютно здорова: никаких признаков усталости, дурноты, озноба.

– Мам, – крикнула из своей комнаты, разбирая сумку.

– Что-то важное? Я смотрю свой сериал.

– Да нет, мам. Смотри, – пролепетала себе под нос. Рассортировала вещи и, взяв охапку грязного белья, вышла из комнаты.

– Что ты хотела спросить? Только быстро, пока реклама, – мама нетерпеливо выхватила белье и включила машинку.

– Ма, а ты веришь в гипноз? – всеми силами я старалась отогнать навязчивые мысли, но ежечасно к ним возвращалась.

– Лиль, что за странные вопросы?

– Мне интересно. Кашпировский, Мессинг… ты веришь?

– Я не знаю, – мама выглядела удивленной, – если честно, то мы с папой, как и все, проводили вечера перед телевизором, слушая Кашпировского. Но, как видишь, пить он не бросил.

– Ясно.

– Всё дочь, началось. Белье постельное поменяй, – крикнула мама, убегая к себе.

Сняв пододеяльник и наволочку, я потянула простынь за край. Плотно заткнутая ткань между подлокотником дивана и подушкой жалобно треснула: