Может, именно это тревожило его сегодня в комнате Эммелины? Но мне почему-то показалось, на то имелись более серьезные причины. И мне так захотелось, причем уже не в первый раз после приезда в «Брайтуэлл», чтобы Джил мне открылся. Хотя, конечно, я давно потеряла право на его доверие. Это, однако, не означало, что я вообще ничего не могу. Может, стоит еще поговорить с людьми, может, у кого-то есть предположения о том, что случилось. Даже если никто ничего не видел, вдруг какие-то догадки… или тайные мотивы.

– Мне нужно переодеться, – объявил Майло.

– Прости?

– Прежде чем мы отправимся на берег, мне нужно снять вот это.

Синий костюм превосходно сидел на Майло, но был бы весьма неуместен на пляже.

– Ни на какой берег мы не пойдем, – сказала я.

– Вот как?

– Вот так. Я передумала.

– Замечательно. Значит, я свободен?

Нечто неуловимое в его голосе дало мне понять, что ему не терпится уйти. Как морской отлив, который вечно утаскивал его от меня. Спокойное море с сильными подводными течениями. Я чуть не рассмеялась этому абсурдному сравнению. Если бы Майло мог подслушать мои мысли, он бы, несомненно, проехался на этот счет.

– Да, иди, – непринужденно кивнула я в унисон его вечной невесомости и двинулась в сторону террасы глотнуть свежего воздуха.

– Эймори…

Я обернулась.

– Прежде чем уйти, можно сначала предложить тебе дельный совет? В качестве заботливого мужа, так сказать.

– Какой?

Неужели он может посоветовать что-то полезное, подумала я и почему-то понадеялась, что может. Майло подошел ко мне, в его глазах блеснуло лукавство. И прежде чем он заговорил, я поняла, что он опять валяет дурака.

– Боюсь, этот запах – ну, этот, что на тебе, – никуда не годится. Твоя обычная гардения подходит тебе куда больше.

На улице мне в лицо ударил теплый соленый воздух, который, конечно же, развеет приставший одеколон Джила. Я постояла некоторое время, не сводя глаз с расстелившегося моря и стараясь отогнать ощущение неудовлетворения после встречи с Майло.

Терраса, как и накануне утром, была почти пуста, большинство постояльцев спустились на пляж. И снова Лариса Хэмильтон сидела в одиночестве с чашкой чая, устремив почти испуганный взгляд на воду. Поскольку рядом не было ее разговорчивого мужа, я подумала, это самый подходящий момент спросить ее, что же там говорил Руперт о какой-то встрече.

– Добрый день, миссис Хэмильтон.

Она отвела взгляд от моря и посмотрела на меня.

– Добрый день.

Я кивнула на стул, что стоял наискосок от нее.

– Можно присесть?

Без малейшего колебания она любезно кивнула:

– Разумеется.

Когда я села, Лариса огляделась, вероятно, опасаясь, как бы нас не увидел ее муж. С момента знакомства становилось понятно, что он – просто нестерпимый хам. Интересно, подумала я, обязательно ли хамство на людях означает грубость у домашнего очага.

– Как сегодня красиво, – сказала я, глядя на волны.

Странно, море всегда дает ощущение чистоты и ясности, даже в самых, казалось бы, нестерпимых обстоятельствах. Однако Лариса Хэмильтон была другого мнения.

– Если честно, меня не особенно привлекает. – Она слабо улыбнулась, но взгляд стал теплее. – Я выросла среди лесов и холмов Дербишира. Равнинные, открытые пространства мне не близки.

Любопытно, подумала я, зачем же она тогда часами сидит на террасе, уставившись на бескрайнюю морскую гладь?

– Я всего один раз была в Дербишире, в детстве, – призналась я. – Лучше всего помню зелень, звенящую зелень, куда ни кинешь взгляд.

Она улыбнулась, и я впервые увидела на ее лице искреннюю улыбку.

– Там чудесно. Для меня нет места дороже. – Лариса Хэмильтон опять посмотрела на горизонт, и улыбка ее угасла. – Здесь так все непохоже на мои родные места. Я всегда ненавидела море… с самого детства.

– Однако тут так славно на минутку передохнуть, особенно после того, что случилось.

– Да, все это ужасно.

– Вы хорошо знали Руперта Хоу?

Лариса покачала головой:

– Нет. Скорее знакомый знакомых. Мы с мужем довольно часто бывали в компании, но я… это не была близкая дружба. – Она снова взглянула на воду. – Мне очень жаль Эммелину.

– А вы знаете, как они познакомились?

– Кажется, Эммелина говорила, в Лондоне, в каком-то театре. Не помню подробностей… Вроде бы Руперт отвадил человека, пожиравшего ее глазами. По-моему, было бы лучше, если бы у них не случилось романа. – На лице Ларисы вдруг проступила печаль. – Наверно, мне не следовало этого говорить.

– Вы были не очень высокого о нем мнения?

– Нехорошо плохо говорить о мертвых, – ответила она, и я поняла, что вопрос закрыт, по крайней мере в данный момент.

– А вы беседовали с инспектором, который тут все разнюхивает? – попыталась я сменить тему.

Лариса моргнула, но не отвела взгляда от воды.

– Да, он задал мне пару вопросов.

– Вы сказали ему то, о чем упомянули за завтраком? Что Руперт говорил, будто условился с кем-то о встрече?

– Да, сказала. – Внезапно, когда мы встретились глазами, я увидела в ее взгляде нечто для меня неожиданное – решимость. Вопреки внешней слабости, в Ларисе таилась подспудная сила, о которой я до этой минуты не подозревала. – Нельсон терпеть не может никуда впутываться. Он бы предпочел, чтобы все вели себя так, будто ничего не произошло… Но мне показалось, неправильно было бы умолчать об этом в разговоре с инспектором.

– Конечно. Думаю, это лучшее, что вы могли сделать.

Я прекрасно поняла, что имела в виду Лариса Хэмильтон. Мне тоже было нелегко после случившегося продолжать жить как ни в чем не бывало.

– Но он, похоже, не придал этому особого значения.

Я ринулась напролом:

– А что точно говорил Руперт?

– Что он договорился с кем-то встретиться на террасе. Так, мимоходом. Речь шла, я уверена, о том, чтобы выпить чаю с Эммелиной.

– Возможно.

– По крайней мере, точно помню, что тогда я так решила… что он имеет в виду Эммелину. По-моему, он это даже говорил. Ах, если бы вспомнить точно…

Поразмыслив, я решила, что лучше будет сказать Ларисе правду. Тогда я увижу ее первую, подлинную реакцию, она не успеет ее скрыть. Я чуть пригнулась, надеясь, что мне удалось принять заговорщический вид.

– Инспектор убежден, что это не несчастный случай. Понимаете, он считает, что это убийство.