когда его полк уходил на войну. Он был весь порыв и был проникнут чувством долга»[65].

25 июля полк прибыл на театр военных действий (о действиях гусар в первый период Восточно-Прусской операции см. Гавриил Константинович). Князь исполнял свои обязанности в штабе полка. Сохранились его письма к друзьям и родственникам, написанные в это время.

«…Всё у нас отлично. Все здоровы. Я чувствую себя прекрасно. Стараюсь больше есть и спать, чтобы не тратить сил на пустяки…», «Я очень доволен. Отношения прекрасные. Наступление тоже… Я пишу дневник полка и нахожусь в Штабе, где приходится много работать и бывать под огнём. Но всё же хотелось бы в строй»[66].

Письмо матери – великой княгине Елизавете Маврикиевне:

«31 июля 1914 г. Дорогая Мас. Вчера писал Папа́, а сегодня тебе. Братья просили, чтобы я заведовал нашей корреспонденцией, потому что я свободнее их, так как нахожусь при штабе полка. Ещё не решено, когда меня переведут в 5-й эскадрон. Все совсем здоровы и чувствуют себя хорошо. Когда приедет Николаус? В полку отношения великолепные.

Олег»[67].

Отцу – великому князю Константину Константиновичу:

«12 августа 1914 г.

Дорогой Пас.

Наконец-то получил письмо от Мама, в котором она пишет о вашем посещении Знаменки. К сожалению, только это письмо короткое. Пожалуйста, напиши мне, как тебе Надя понравилась (понравилась ли тебе Надя)?

Все мы здоровы. Чувствую я себя лично очень хорошо и стараюсь одеваться всё время теплее, чтобы не простудиться. Солдаты едят изумительно хорошо. Мяса для них – вдоволь. Нас, офицеров, кормят значительно хуже, но, несмотря на это, мы почти всегда сыты, т. к. имеем право есть из солдатского котла. Игорь и Гаврюша в 4-м эскадроне, Иоанчик в штабе 1-й дивизии у генерала Кознакова, а я до сих пор ещё торчу при командире полка в его штабе. Пишу «до сих пор», т. к. я уже несколько раз просил, чтобы меня перевели в 5-й эскадрон, но Звягинцев противится. Слава Богу, в полку отношения установились хорошие, к нам очень хорошо относятся. Игоря называют «весёлый человек», Гаврилушку – «Гаврюша», а меня просто Олег или иногда «Кок» (князь Олег Константинович). В штабе полка быть во время похода интереснее, чем в строю, т. к. гораздо больше видишь и всё же больше знаешь (хотя на самом деле мы почти ничего не знаем и не видим дальше своего носа). Во время боя в штабе скучно, т. к. сам не принимаешь деятельного участия; но несмотря на это, в такие минуты летаешь из одного конца в другой за командиром полка. На каждом шагу мы видим множество знакомых офицеров, что очень весело. На 8 и 9 августа меня послали для связи в штаб 1-й дивизии с 3 гусарами. Иоанчик был в диком восторге, что мы вместе, и был замечательно трогательный. Кормил шоколадом (а это теперь редкость) и хлопотал всё время, чтобы мне было хорошо. Иоанчик удивительно спокоен. Сам переносил раненых и не думал падать в обморок. Николаус приехал, Иоанчик его уже видел, а мы пока писали друг другу записки. Мы все страшно загорели, и с наших носов лезет кожа.

Во время похода часто мы, три гусара, едем вместе рядом и разговариваем.

До свиданья. Храни вас Бог. Обнимаем и целуем всех.

Твой собственный Олежка

P.S. Очень жаль Косточку, который не с нами. Ждём от вас писем, которые идут очень медленно. Обнимаем и целуем.

P.S. Скажи Георгию, что мы его обнимаем за хлопоты по покупке шоколада. Игорь видел Багратиона – он совсем здоров. Верхом ездить приходится очень много.

P.S. Не знаешь ли ты, купил ли барон Менд для нас походную офицерскую кухню, в которой мы очень нуждаемся. Наша кухня плохо нагревается»[68].

«26, 28 августа 1914 г.

8 часов утра

Дорогой Пас! Сегодня и вчера я уже нахожусь во втором эскадроне у батьки Игнатьева, куда меня зачислили после прибытия маршевого эскадрона под командой Волкова. Офицеры у нас: Игнатьев – командующий эскадроном, Павлов 1-й – на 1-м взводе, Мальцев – на 2-м взводе, я на 3-м взводе и светлейший князь Голицын на 4-м.

Сейчас я сижу на груде кирпичей перед кирпичным заводом. Эскадрон спешен. Погода ясная – стоит чудный осенний день. Только что одна немка угощала нас молоком и хлебом с маслом.

Вчера я получил твою телеграмму, где ты спрашиваешь, ранен ли Раевский и как здоровье Мещерского? Оба они совершенно здоровы, и мы удивляемся, кто в Царском Селе распустил слухи, что Раевский ранен. Если бы что-нибудь случилось, мы конечно бы, сразу сообщили им. Пожалуйста, успокой там всех. Мещерский очень мил, и мы мечтаем с ним встретиться после войны в Осташёве или Латашине. Часто, проезжая через немецкие чудные усадьбы, мы вспоминаем – он своё Латашино, а мы с Игорем – Осташево. Так нам и не удалось посмотреть, как там цветут розы. Но на будущий год они должны цвести ещё лучше.

В полку были все очень тронуты присылкой шоколада. Ты себе представить не можешь, как он необходим в походе и как он питателен. Когда нет шоколада – у всех кислые лица, и офицеры делятся своими последними кусочками. Вас просили очень благодарить за шоколад. Также страдаем мы без папирос, а когда их совсем нет, то курим трубку.

Игорь и я часто возим в карманах сахар и грызём его на ходу. Теперь нас кормят хорошо – приехали лишние люди в офицерское собрание. За завтраком (когда он бывает) и за ужином стоит страшный гвалт. Все летят искать тарелку, нож, вилку. Приходится часто есть стоя, т. к. стульев не хватает. Гаврюша, Игорь и я друг друга выручаем, приносим друг другу суп, какао и т. д. Часто мы спим все втроём рядом; в этих случаях мы подолгу разговариваем и мешаем друг другу спать. Большая бывает радость, когда приезжает Николаус, которого Ренненкампф гоняет с разными поручениями. Мы абсолютно ничего не знаем, что делает Костя. Он писал, что приехал в Варшаву, а потом? Елена, наконец, приехала, но мы её не видели.

Вот ещё подробность. Только что я закуривал, а спичку просил у унтер-офицера, которому обещал за это папиросу. В последней телеграмме ты писал, что беспокоишься без известий. Дело в том, что часто телеграммы и письма не доходят и я даже не уверен, дойдёт ли до тебя это письмо, часто мы получаем телеграммы на имя Иоанчика, Дмитрия, даже на имя Кирилла и не имеем случая их отправить. Часто мы так устаём и нам так много дела, что совершенно не в состоянии писать.