— Куда, мсье? Нил назвал таксисту адрес Ирины. Он поднимался по знакомой лестнице очень медленно, на площадке перед квартирой опять закурил, обдумывая предстоящую встречу и тяжелый разговор. Ненависть помутила его разум. Как лев перед прыжком, он не спешил заходить к своей жертве. «Она скажет все, я заставлю ее говорить, что бы мне это не стоило», — думал Нил.

Он нажал на кнопку звонка и не отпускал, пока окончательно не понял, что ему никто не откроет. В сердцах он двинул ногой по двери, и она неожиданно легко открылась. Нил через секунду стоял на пороге комнаты.

Ира лежала между тахтой и туалетом в узком проходе, пуфик был залит кровью, и все вокруг тоже было в крови, только на красном шелковом покрывале кровь была не видна, но Нилу показалось, что самым кровавым было именно оно, покрывало. Он не стал трогать тело и уже отступил назад, но взгляд его упал на зеркало, в раму которого был воткнут конверт со знакомой рекламной картинкой. Нил осторожно вынул его и быстро спустился вниз. Он прошел несколько улиц и только на Баляр взял такси. На набережной близ моста Толбиак Нил вышел. Меньше всего его сейчас волновала парижская весна.

В маленькой лавочке Нил купил пару бутылок вина и какой-то еды, а еще банку консервов для собак, проигнорировав вопросы любезной продавщицы на тему животных. Было почти темно, когда он подходил к барже. Свет, едва пробивавшийся из-за брезентовой шторки, немного успокоил его, грозное тявканье Жажа дало понять, что все дома, а его ждут здесь всегда.

Нил забрался на борт, и тут же дверь отворили. Жажа прыгнула на него, радостно тявкая, и он услышал долгожданную брань:

— Какого хера шляются по ночам, ни сна, ни покоя…

— Это я, Фил, не ворчи, я принес вина и еды, пошли ужинать, — отозвался Нил.

— Где мотылялся так долго, все баб трахаешь или уже мужиков? Учти, я педиков не выношу, так что если ты того, то проваливай сразу, вместе со своими объедками. Да дверь-то прикрой, не в Африке живем, ночью-то еще сквозит, а уголь и так в долг взятый, у Николя, он зверюга, больше в этом году, грозился, не даст, жидяра-мадьяра… Понаехало отовсюду шушеры, законов не знают, свои рисуют, но мы еще поглядим, по чьим жить будем. А, Жажка? Поглядим? — Жажа с собачьей нежностью глянула на хозяина, но все внимание ее было сосредоточено на принесенных Нилом пакетах со съестным. — А ты, я смотрю, влип куда-то. Рожа у тебя как картина Пикассо, можно на аукционе продавать, большие деньги выручим. Ну, что встал как конь перед заездом, давай пакеты-то.

Нил сел в нелепое кресло, сто лет назад украшавшее дом добропорядочного буржуа, и неизвестно когда притащенное со свалки.

— Ты выпей сначала, да и мне невредно, а то по весне я слабею обычно. А это что такое? Из собак, что ли, сделано? — вертя в руках консервы, прорычал Фил.

— Да нет, смотри, написано же — корм для собак, это я для Жажа принес, побаловать.

— Вот еще новости — эту проблядь баловать, она опять, паразитка, нагуляла, возись с ней. Рожать-то до сих пор не научилась, все мои проблемы. Да может они вредные какие, из химии, так пожрет и оттопырится, я лучше мадьяру на уголь поменяю. А Жажка нашего поест, оно вернее. Скажи, дура, правильно порешили?

Жажа уже сидела на своем месте за столом и беспокойно гремела миской. Нил положил ей шматок колбасы и взял стакан…

— Все спишь, люди давно по бабам разбежались, а ты прямо как паралитик, все лежишь, вон Жажка, и та на это дело падкая. А, Жажа, как тебе последний-то кобель, ничего? Духи-то в подарочек, жаль, не поднес, блохастый.

Жажа с животом, казавшимся больше ее самой, лежала в ногах Нила и смиренно принимала критику хозяина.

— Какой день сегодня? Давно я у тебя? — Голова раскалывалась строго по чертежу из учебника анатомии.

— Да, уже неделю. На вот, поправься, а то еще окочуришься, грех на душу брать не хочу.

Нил хлебнул из горлышка темной бутылки без этикетки, и сознание стало медленно к нему подползать.

— Поесть тебе надо, дней пять ничего не жрешь. Давай, я тут суп сварил, это первейшее дело, супа поесть, и без фокусов у меня. Давай, мать-героиня, садись за компанию.

Жажа не пришлось звать дважды. Так, втроем, как обычно, они уселись каждый на свое место. За едой уговорили бутылочку, потом явилась вторая…

— Фил, купи еще винца, последний раз, я не могу выйти, понимаешь, проблемы у меня. Я тебе уже говорил, хотя я не помню, что я тебе говорил, что нет.

— Ничего ты мне толкового не говорил, только понял я, что ты в мокрое дело влип. Может, тебя сыскари по всему городу вынюхивают, да ты не бойся, у нас тут все свои, если что, я тебя вперед них так перепрячу, сам не найду.

— Нет, никто меня искать не будет, не понял ты меня. Не убивал я никого, слышишь, не убивал! — заорал Нил, вскочив из-за стола и так испугав своим воплем Жажа, что она мигом прыгнула к хозяину.

— Не вопи, и так видно, что ты на это дело не способный, да и нес всякую чушь, понять ничего нельзя было.

— Не убивал… просто они умерли, — тихо произнес Нил и заплакал.

— Вот, развел мне тут бабью песню, ладно, давай деньги, схожу в последний раз. Собирайтесь, барышня, пойдем на прогулку.

Жажа и без его слов поняла все и стояла у дверей. Нил вывернул все карманы и наскреб еле-еле на одну бутылку.

— Да, не густо у тебя, парень, вот уж точно последняя получается, так что будем делать прощальный банкет.

— Стой, погоди…

Нил дрожащей рукой протянул Филиппу пластмассовую банковскую карточку.

— Точно не знаю, сколько там, но сними все. Знаешь, как это делается?

— Догадываюсь… — мрачно буркнул Фил. — Дело нехитрое. Цифры-то какие набрать, говори, запомним как-нибудь, а, Жажка?

Жажа молча вильнула хвостом.

Часа через два, показавшихся Нилу целой вечностью, они возвратились с трофеями. Филипп с ворчанием выгрузил из котомки какую-то снедь и не меньше дюжины бутылок. С ярких этикеток, словно со страниц «Мурзилки», Нилу улыбались рисованные яблочки, груши, вишенки.

— Это что за киндербальзам? — недоуменно спросил Нил.

— Сам ты киндербальзам, — пробурчал Филипп и добавил фразу, настолько русскую по сути, что Нил едва не расцеловал старика: — В угловой плодово-ягодное завезли.

Банкет продолжился, перестав быть прощальным…

— Совсем, что ли, ничего не осталось?.. Филиппушка, Христом-Богом заклинаю, купи еще выпить, мне не то, что по лавкам таскаться — с лежанки не встать, так ломает…

— Купи ему, купи, ишь прыткий какой выискался… А на какие шиши, все давно пропили…

— Как все? Ты ж вроде говорил — сдача там оставалась, ты мне ее в карман положил вроде…

— Хватился! Мы и сдачу всю давно пропили!

— Ну, ты посмотри, пошарь там, может, за подкладку что закатилось. Душа горит!