— Смирения, говорите? — в раздумье сказал Энтони. — Не знаю, есть ли оно у меня сейчас. А должно быть?

— Ну, вы выбрали не самое безопасное занятие, пытаясь в одиночку одолеть довольно серьезные силы, — саркастически сказал Ричардсон. — Дружище, вы думаете, они обратят какое-нибудь внимание на… слушайте, я же не знаю, как вас зовут.

Энтони представился и продолжал:

— По-моему, вы сами себе противоречите. Если они обратили внимание на Фостера, почему бы им не обратить его на меня?

— Да вряд ли они так уж обращают на него внимание, — ответил тот. — Просто его желания совпали с их природой. Но постепенно их природа подавит его желания. Тогда посмотрим. Я полагаю, от Фостера мало что останется.

— Ну а мне-то что делать? — спросил Энтони.

Ричардсон подался вперед, взял со стола довольно старую книгу и весьма толстую тетрадь. Он опять уселся в кресло и сказал, твердо глядя на Энтони:

— Это «De Angelis»[16]Марцелла Викторина из Болоньи, опубликована в 1514 году в Париже и посвящена Льву X.

— Правда? — неуверенно сказал Энтони.

— Берринджер нашел ее в Берлине — к сожалению, это лишь часть книги — и одолжил мне, когда узнал, что мне хочется попробовать себя в переводах. Понятия не имею, кем был наш Марцелл, да и сама книга, судя по его посвящению, — не столько его собственная, сколько перевод какого-то грека — некоего Александра. Оригинал написан «во времена августейшего предшественника Вашего Святейшества Иннокентия II». В двенадцатом веке, примерно во времена Абеляра. Однако это не имеет значения. Интересна она тем, что, похоже, существовал иной взгляд на природу ангелов, чем общепринятый. Возможно, не очень ортодоксальный, но я полагаю, что при дворе папы Льва ортодоксальность не была предметом первостепенной важности.

Он остановился и полистал страницы.

— Давайте я прочту вам несколько отрывков, — предложил он. — Большая часть посвящения отсутствует, остальное — обычный высокопарный слог того времени.

«Ибо можно с правом сказать, что Ваше Святейшество рычит аки лев и парит аки орел, несет ношу аки вол и правит аки человек, и все это в защиту Апостольской Римской Церкви… объединяющей свойства великих ангелов, так что Ваше Святейшество заслуженно называют Ангелом Церкви…» Ну, это можно опустить; Лев наверняка так и сделал. Начало текста отсутствует, но на странице 17 мы добираемся до сути. Вам придется извинить мой стиль: просто оригинал на латыни требует этакого риторического ключа.

«Эти предписания, полученные нами из древних времен и в соответствии с видением пророков, которые, тем не менее, что-то скрыли от нас, но преданностью наших сердец и изучением Священного Мира мы могли бы следовать их пути и расширить знание тайн, хранящихся на небесах. Ибо таким образом Учитель из Византии» — это, конечно, тот самый грек — «приоткрыл нам определенные символы и формы, посредством которых воплощаются Божественные Небожители, но частично загадками, дабы злонамеренные не чинили вреда, не обязательно самим Небожителям — ибо как может Безмятежное Величие быть подвержено этим дьявольским замечаниям и заклинаниям? — но тому Их обличью, которое, будучи отделено от Божественного Видения, подобно дракону летит в пустоту. Написано: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и низвержен был великий дракон.[17]Что неправильно толкуется многими непросвещенными обывателями или не толкуется вовсе, ибо они…»

— Секундочку, — остановил его Энтони. — Я чувствую себя непросвещенным обывателем. О чем он говорит?

— «Они, — продолжал читать Ричардсон, — полагают, что означенный дракон сам есть творение и проявление существования, а не сила Божественных, приписываемая злыми людьми самим себе с греховными целями. Сей дракон, который есть сила льва, сопровождается также девятикратным порядком призраков, согласно иерархии составляющих чудес неба».

— Чего? — не удержался Энтони.

— «Составляющих чудес неба, — повторил Ричардсон, — и эти призраки, будучи вызванными, имеют власть над теми, кто ими восхищается, и превращают их в свое ужасное подобие, уничтожающее их с великими стенаниями; если же они поступают настолько неразумно, что ставят себя на пути таких сил, блуждая без наставления или разумного знания, то становятся добычей неуправляемых духов».

— Пожалуйста, прервитесь на минутку, — сказал Энтони. — Кто эти неуправляемые духи?

Ричардсон взглянул на него.

— Кажется, идея в том, что энергия этих иерархий может существовать отдельно от разума, который присущ им на небесах, и если вы намеренно или нечаянно вызовете неразумную энергию, очень вероятно, что вы впоследствии будете уничтожены.

— А! — сказал Энтони. — А эти девять порядков — изначальные дионисийские?

— Верно, — согласился Ричардсон. — Ну, следующие несколько страниц содержат в основном проклятия, а несколько остальных повествуют о рвении восточного профессора, который все это обнаружил. Затем идет небольшая эстетическая теория.

«Хотя те, кто рисует на пергаменте или в церквах или делает мозаики из драгоценных металлов, изображают эти священные Универсалии[18]в человеческом образе, представляя их молодыми и красивыми, одетыми в белые одеяния, и это для наставления непросвещенных, которые таким образом легче приходят к скромному восхищению такой сущностью, и осмеливаются вызывать их под защитой Благословенного Триединства; мудрым все же не следует считать, что мужское человеческое обличье является удобным обозначением их истинной природы; нет, эти явления некоторым образом пятнают настоящих пророков и привносят сумятицу, и если бы не было написано, что мы должны иметь уважение к детям и не бросать камень оскорбления в сторону меньших, было бы лучше, если бы такие ошибки были запрещены мудростью Церкви. Ибо что может живопись юнца показать из этих Небесных Благоволений, из которых первый круг — это Лев, второй круг — Змея, а третий…» Следующие восемь страниц отсутствуют.

— Черт! — искренне огорчился Энтони. — А больше он нигде об этом не говорит?