– Хм… А раньше срабатывало, – разочарованно почесал затылок парень. – Какие нынче абитуриенточки начитанные пошли…

Потом была первая влюблённость в тридцатишестилетнего Диму. «Вечный студент» собирался получать третье высшее образование и, говорят, бывал за границей! Тогда это звучало как «бывал в космосе».

У Димы была ухоженная, хрустально-прозрачная золотая борода и невиданные тонкие, тоже, наверно, золотые очки. Я счастливо прорыдала всю ночь от Диминой записки. В ней он признавался в пылкой любви и приглашал меня на свидание.

И горько прорыдала всю следующую ночь, потому что оказалось, что это девчонки подшутили надо мной, нацарапав записку от имени Димы.

Какие там, говорю, экзамены… Ветер в голове и заливистая пионерская зорька в попе.

И всё-таки они наступили. Экзамены. Творческий конкурс я сдала лучше всех.

Мама сделала на дорогу много напутствий. Кроме одного, самого главного: как вести себя на экзамене, если тебя топят. В прямом смысле топят.

Не преподаватель, а абитуриент, сидящий сзади и не знающий ни бум-бум. Не только из билета – вообще из предмета «история» ничегошеньки не знающий.

Вот только что в коридоре он прохаживался и поглядывал на всех сверху вниз. И вдруг его стало не узнать: отчаянный взгляд, суетливые дёрганья, паника.

Он привставал, трогал и дёргал меня за косички и платье, тянулся к моему уху, отчаянно шептал, заглядывал и хватался за мой листок, стучал и даже барабанил по моей спине. У него были круглые, выпученные от ужаса глаза.

Сначала я ему по доброте душевной даже что-то подсказала (Ведь «сам погибай – а товарища выручай»). И сразу заслужила неодобрительный взгляд преподавателя: «Прекратите переговариваться!»

Повторяю, парень тонул в прямом смысле слова и вёл себя, как тонущий человек, от смертного ужаса потерявший человеческий облик. Барахтался, лихорадочно цеплялся за всё, что попадалось ему под руки – а попалась я. Карабкался и громоздился на мои плечи, тащил вместе с собой камнем на дно, лихорадочно и безумно бился в губительной, дышащей смертным холодом воронке.

Я подняла руку и сказала:

– Можно я пересяду? Он мне мешает.

– Это она мне мешает! – взвизгнул парень.

– Если вы оба сейчас же не прекратите, я вас обоих выведу вон, – холодно процедил преподаватель.

Когда меня вызвали, я бойко отвечала по билету, и мне казалось, что историк спит и не слушает меня.

– Так, – сказал вдруг историк, просыпаясь и открывая глаза. – Первого вопроса вы совершенно не знаете. Приступим ко второму.

Я смешалась, замямлила что-то дрожащим голосом. Историк, морщась и не спрашивая по третьему вопросу, аккуратно поставил в ведомости «удовлетворительно», уже забывая обо мне и заглядывая в список, чтобы вызвать следующего.

Каково же было моё удивление, когда в списках поступивших я не увидела своей фамилии, зато увидела фамилию «утопленника». Были зачислены так же два паренька – моих земляка. Они едва говорили по-русски, но у них были справки, что республика нуждается в национальных журналистских кадрах.

Партия, комсомол и родители учили искать причины промахов и неудач исключительно в себе. И я никого не винила. Нечего было кататься на каруселях и есть шарики мороженого! И влюбляться в золотобородых Дим!

Вот какой пласт воспоминаний всколыхнула во мне картинка, которую я наблюдаю сейчас из окна. Соседи, муж с женой, загружают багажник сзади, багажник сверху, забивают кладью заднее сиденье. Бабушка с дедушкой вышли, плачут.

Вот и сама виновница торжества: красавица, умница, аттестат светится круглыми, как солнышки, пятёрками. ЕГЭ 97 баллов.

Вчера она ещё, просто девчонка, визжала и бултыхалась в надувном бассейне с младшим братом. А сейчас уже студентка, немножко смущается, робеет и важничает.

Я машу ей в окно рукой. Всё у тебя будет хорошо, журавлёнок! У всех вас всё будет хорошо, журавлята 2017 года выпуска!

Набирается курс Школы литературного мастерства. Стоимость десятидневного обучения – 1200 евро. Само собой, не считая проезда, проживания, питания.

Это уже вторая школа, первая обошлась студентам дешевле: в 50 тысяч рублей. Но ведь и и антураж, и декорации были другие: тягостные зимние сумерки, вязнущая в грязной снежной каше Москва. А тут время и место проведения – весна, Прага в цвету!

Вот называю суммы – а чувство, будто шарю в чужом кармане. Будто вот-вот схватят мою ручонку и высоко её задерут, с прилипшими купюрами, на всеобщее обозрение.

…Я влюбилась в Толстую с первого рассказа, напечатанного ещё в советском журнале. Она классик, и читаю её как классика: перевернул последнюю страницу – и хоть снова открывай книгу. Это во-первых.

Во-вторых: если писатель объявляет платный учебный курс и к нему выстраивается очередь – этот писатель дорогого стоит.

Откровенного графомана и за 10 тысяч розовых не возьмут – таких на дальних подступах отсеивает конкурс «Хороший текст». Зато будь ты хоть Бунин, но без копейки в кармане – тебя не возьмут тоже. Даже не прочитают, если захочет примазаться тихой сапой к домашним заданиям для студентов. Видимо, подобные подлые поползновения предпринимались: про Бунина сама Татьяна Никитична строго предупредила.

Жаль. Жаль, что вот, может, родился где-то на просторах России новый Бунин, а никто о нём никогда не узнает. Проторчит в какой-нибудь «Пятёрочке» унылым охранником, мужем беременной жены и отцом троих золотушных детей. Обшаривая покупательские корзинки, будет сочинять про себя на фиг никому не нужные «Тёмные аллеи» и «Лёгкое дыхание». И, не выдержав груза гениальности, сопьётся или руки на себя наложит.

Нету, нету нынче стариков Державиных, которые юных гениев заметили бы и, в гроб сходя, благословили. Не простирается над молодой творческой порослью трясущаяся длань престарелого слезливого, восторженного пиита. Время нынче другое: жёсткое, расчётливое, с калькулятором в руках. Каждый выживает как может. Некогда нынче играть в меценатство, разводить сантименты, ля-ля тополя.

Чёртик любопытства дёргает и меня: высылаю пару-тройку текстов. Вечером следующего дня – вот она, волшебная сила рыночных отношений! – получаю благосклонный ответ: «Ваши тексты нас порадовали…»

Первая мысль (о женщины, Легкомыслие и Ветреность вам имя!): что надеть в Прагу? Два жакета, лёгкий и потеплее, свитер, блузку, брюки, удобную плоскую обувь (чтобы ходить на экскурсии, не проваливаясь каблуками в средневековый булыжник). Вообще, какая в столице Чехии погода в конце апреля – начале мая? Не забыть посмотреть в Интернете.

«Настоящий туристический сезон начинается на майские праздники, когда в Праге яблоку негде упасть. А вообще май – это лучший месяц для путешествия в Чехию, так как изнурительной летней жары ещё нет, дожди бывают редко, а гулять по-летнему комфортно и тепло!»