ранило, но особо больно не было – наверное, комьями земли двинуло.

По дороге отходила пехота – растрепанная, разодранная, бредущая вразнобой, злая и матерящаяся. Наспех занимали позиции в траншеях у ПНП. Тимофей ввалился к корректировщикам. Морозов курил, телефонист в одном сапоге, с замотанной ступней, снимал телефонный аппарат.

– Все, Тимоха, отходим. – Старший лейтенант протянул бойцу едва прикуренную папиросу. – Отстрелялись, больше нечем работать, не подвезли снарядов. Да и неудобно отсюда корректировать.

– Что ж, товарищ старший лейтенант, оно и так бывает.

Тимофей затянулся легким дымом и закашлялся.

– Я говорю: не кури! А ты все смолишь! – Морозов вырвал папиросу, сердито швырнул в угол. – Все, пошли, бойцы.

– Так у меня склад, – заикнулся Тимофей.

– В жопу твой склад! Если что, на меня сошлешься, я подтвержу: снял с поста в силу сложившегося положения. Бери этого одноногого Сильвера, идите к машине.

– Я сам допрыгаю. Пусть телефон берет, – проохал раненый.

Морозов сам подхватил ценную стереотрубу. Загрузились, подсадили охромевшего телефониста. Только вырулили на дорогу, как в несколько голосов завопили со стороны:

– Братцы, раненых возьмите!

Расхристанный грузовик вилял между воронок, дребезжал, стонал и ругался на все голоса. Тимофей стоял на подножке, держался за дверцу. Плацдарм было не узнать. Почти со всех сторон к переправе спешили машины и повозки, разрозненные группки солдат, тягачи с орудиями. Порядка в этом движении, очевидно, не имелось, и вообще, это походило… На панику это походило. Боец Лавренко глазам своим не верил. Ладно новобранцы, те драпанули с непривычки, но тут же армия. Разве можно так?!

Дымились подбитые машины. Немцы клали снаряды по дороге и у последней линии траншей, это добавляло нервности. Грузовик обогнул брошенный тягач с огромной пушкой на буксире, с орудия был снят замок. Старший лейтенант Морозов, висящий на другой подножке, отчетливо выматерился, что было несвойственно интеллигентному и аккуратному корректировщику. Понятно, такую большую пушку очень жалко.

Но Морозов смотрел не на дорогу. Вытянув шею, старший лейтенант высматривал что-то в небольшой лощине, слева за траншеями. Там стояли сгрудившиеся грузовики, кто-то копошился у капониров.

– Третья батарея не ушла. – Морозов злобно прихлопнул свою фуражку. – Партизан, а?..

– Я с вами!

Тимофей понял, что старший лейтенант спрыгивает, соскочил сам, не устоял на ногах, перекувырнулся, бок опалило болью.

Грузовик уходил, что-то невнятно кричал из кабины курский земляк. А Морозов уже бежал к лощинке. Хорошо ему налегке, с одним пистолетом. Тимофей, сдвигая на задницу сбившуюся лопатку и кряхтя, кинулся догонять. Ничего, ноги еще бегали. Слева шла стрельба, бахнул разрыв, но это далеко…

Вместе с Морозовым сбежали к капонирам.

– Товарищ старший лейтенант! – с облегчением заорал плотный старшина. – А мы тут…

– Вижу, что вы тут, – задыхаясь, заверил Морозов. – Что с комбатом?

– Ранен. Плотно отбомбились по нам фрицы. Отправили. Связи нет, приказа нет… Замполит дивизиона был, сказал ждать.

– Чего ждать?! Дождались уже. Вон они, немцы, – неожиданно спокойно сказал старший лейтенант. – Орудия к бою!

Боец Лавренко обомлел: немцы действительно были отчетливо видны. Вот та группа в грязноватых мундирах, за спинами нашей убегающей пехоты, немцы и есть. Рядом же!

После мгновения паузы артиллеристы кинулись разворачивать гаубицы. Вот эту паузу Тимофей прочувствовал прям до пяток: они, пятки, так и хотели развернуться и драпануть к переправе. Такой у всех солдатских пяток, видимо, инстинкт. Но был приказ, был опытный Морозов, и расчеты у гаубиц были на месте. Немного нервничающие, но решительные бойцы.

– Партизан, останови нашу «махру», пусть залягут хоть как.

Старший лейтенант вроде бы даже не смотрел в сторону Тимофея, сосредоточившись на орудиях.

Приказ, да. А как останавливать? Товарищ Лавренко даже не ефрейтор, а просто рядовой замусоленный кладовщик никому не нужных кабелей. Но чего ж поделаешь, надо как-то.

Тимофей выскочил наперерез группке пехотинцев.

– Братцы, ложись, сейчас артиллерия вдарит! Ложись, говорю!

Высокий боец молча обогнул размахивающего автоматом Тимофея, тяжело потопал дальше. Остальные оглянулись на немцев и тоже останавливаться не собирались.

Лавренко ухватил другого бойца за рукав:

– Да куда вы?! Побьют же!

Конопатый солдат попытался вырвать гимнастерку, не сдюжил и обессиленно повалился.

– Щас сдохну!

– Да чего тут сдыхать?! – завопил Тимофей. – Отобьемся! Батарея рядом!

– А… ту вашу батарею… – Рядом в неглубокий ровик свалился пулеметчик с «дягтяревым». – Не ори, пацан, не удержимся. Отходить к переправе надо.

– Ты постреляй маленько, потом отходить будешь. Оно ж и легче бежать будет.

– Во хитрый какой.

Пулеметчик попытался выбраться из ровика.

– Так пулемет хоть оставь! – в отчаянии воззвал Тимофей.

– Да я знаешь, сколько с ним прошел?! – оскорбился пулеметчик. – Не, славяне, нынче день не тот…

Рявкнуло орудие батареи. Мгновенно раздавшийся разрыв погасил все звуки. Что-то неслышно орал упрямый пулеметчик, перекидывая ДП на бруствер ровика, залегли бойцы рядом. Было понятно, что отходить поздно, остается только отбиваться до последнего…

Тимофей переползал, строча из автомата. Орудия били почти непрерывно, словно там тоже встал некий заряжающий автомат. Шрапнель сносила немцев, да и вообще, словно огромной метлой сметало все подряд перед фронтом огневой. Чахлое пехотное прикрытие стреляло по флангам немцев, те было пытались обогнуть огневую, но после двух первых залпов от массы немецких пехотинцев мало что осталось. Тимофей видел, как фрицев буквально рвало в куски: вот вертящаяся в воздухе рука почти долетела до ровиков батареи…

Должно быть, эта неистовая пальба в упор длилась меньше минуты. Наверняка немцы просто не рассмотрели орудия или рассчитывали, что гаубицы брошены. Как бы там ни было, кто-то из фрицев-счастливчиков бежал назад, остальные валялись грудой мяса, иногда еще стонущей. Но за ними были видны другие, а там, далее ползли и темные пыльные коробки танков.

– К моторам! – кричал Морозов.

Сдавали задом выскочившие из укрытия «студебекеры», артиллеристы торопливо сводили станины орудий.

– А нас?! – заорал, спешно меняя диск, пулеметчик. – Мы же прикрытие!

– Бегом! Сейчас прижмут, – крикнул Морозов. – Двинули, двинули!

Густо облепленные пехотой и артиллеристами грузовики взревели, рванули с огневой. Но машина, на которую запрыгнул Тимофей, так и осталась стоять.

– Заглохла, проклятая! – в ужасе завопил водитель. – Твою…

– Спокойно, старшина! Заводи! – Морозов с подножки глянул назад и соскочил на землю. – Наводчик, заряжающий – к орудию!

До ближайших немцев оставалось метров сто пятьдесят, было видно, как один фриц приседает на колено, целится из винтовки.

Спрыгивая на землю, Тимофей выдал в сторону приближающихся немцев длинную очередь. Рядом плюхнулся пулеметчик, утвердил сошки «дегтярева».

– Эх, ходили пешком, так нет, ездить потянуло…

– Огонь! – донесся голос Морозова.

Тимофей нажал на спуск автомата, но очереди не услышал – оглушительно гавкнула прицепленная гаубица.

Часть фрицев выкосило, словно их и не было. Но чудо таилось