в другом: от мощного толчка орудийной отдачи упрямый грузовик дернулся вперед и завелся. Это было ох как вовремя, поскольку немцы открыли пальбу, и точную. Упал Морозов, со стоном опустился на колено наводчик…

Под очереди ручного пулемета Тимофей помогал поднимать раненых. У старшего лейтенанта оказалась пробита грудь. «Студебекер» дернул вперед, боец Лавренко осознал, что тянуться до кузова уже рискованно, и вспрыгнул на орудие. Оказалось не очень удобно, но держаться можно, и щит прикрывает. Сквозь рев двигателя было слышно, как щелкают по орудию пули, в кузове снова кого-то ранило…

«Студебекер» несся как незнамо какой зверь. Тимофей, намертво вцепившийся в штангу, крепящую щит и еще какую-то круглую штуковину, подумал, что сейчас, кроме бока, ему и еще что-то насовсем отобьет. Но машина уже выкатила к спуску на переправу. Да, поужался плацдарм.

– Стой! – кричал кто-то на развороченной дороге. – Только артиллерия на мост, остальные на землю! С машины, мать вашу!

Тимофей отцепился от казенника гаубицы с твердым намерением на орудиях никогда больше не кататься. Не пехотное это дело.

Спуск к мосту был забит транспортом – почти сплошь тяжелые орудия и санитарные повозки. А у заставы перед спуском ходил невысокий свирепый полковник с двумя пистолетами в руках и «отделял чистых от нечистых». Бойцов без оружия отпихивал в одну кучу, остальных посылал в окопы над берегом. Спорить желающих не находилось.

Тимофей пошел было к обрыву, но потом осознал, что не просто так здесь бродит, и обернулся:

– Товарищ полковник, патронов бы? У меня полдиска осталось.

Полковник все так же свирепо и молча кивнул, указал стволом пистолета на ящики на обочине. Тимофей принялся запихивать за пазуху патронные пачки и тут расслышал крик с машины артиллеристов:

– Партизан! Эй, Партизан! Тебя раненый зовет.

Отяжелевший боец Лавренко вспрыгнул на колесо.

– Вот, шепчет: позовите да позовите.

Раненый наводчик указывал на Морозова. Старший лейтенант был бледен как бумага, в углах рта темнели струйки крови. Протянул руку. Тимофей принял подарок и пробормотал:

– Что вы, товарищ старший лейтенант. Выздоравливайте да возвращайтесь. Нам без таких артиллеристов так вообще край.

Тимофей побежал к обрыву. Зоркий полковник погрозил пистолетом. Боец Лавренко, оправдываясь, похлопал себя по оттопыренной гимнастерке: боезапас пополнен, готов к бою. Полковник погрозил еще разок, но скорее одобрительно.

Боец Лавренко свалился в траншею. Окопов здесь хватало: и старых, еще румынских, и посвежее, и воронок, в которых сейчас тоже залегли солдаты. За спиной изгибалось русло Днестра, местами берег покрывал лесок, до смерти измученный бомбежками и обстрелами. По сути, Тимофей оказался почти в том же месте, откуда и начинал свою первую в жизни атаку в тот памятный апрельский день захвата плацдарма. Ну, тогда чуть левее взбирались, ближе к Шерпенам, но не так важно. Страшно подумать, почти месяц прошел. Вот она, война: воевали-воевали – и опять там же сидим.

Поглядывая на знакомый и незнакомый пейзаж, Тимофей потрошил пачки и снаряжал диски. Желтые патрончики уже привычно и послушно вставали на место, тек «ручеек» в магазин. Стекались на позицию негустые резервы гвардейской стрелковой дивизии. Все понимали, что отступать некуда: попятишься – скинут в реку и расстреляют как уток.

Немцы скапливались для решительной атаки. По ним била наша артиллерия, но жиденько. Эх, столько рядом орудий, а толку… Хотя если присмотреться, не так уж и беззубо получалось. Закрывая диск, Тимофей попытался посчитать горящие танки. Штук десять только на виду, а еще по дороге за скатом дымы угадываются. Впрочем, там и наших грузовиков порядком набило. Но все-таки…

Слева, возле Шерпен, и справа, в Пугаченах, яростно гремел бой, а здесь все тянулась и тянулась, короткая, но кажущаяся бесконечной пауза перед решительной схваткой за переправу.

По траншее, бормоча проклятия, пробежали бронебойщики со своим неуклюжим ПТР. За ними шли офицеры, занимали места в ячейках. Такого количества старших командиров бойцу Лавренко – солдату опытному, но не очень долго служившему – видеть еще не приходилось. Не иначе весь штаб корпуса здесь в траншее. Тимофей вновь начал волноваться. Снял диск, продул горловину, поставил на место.

По траншее прошел полковник с автоматом, гулко крикнул:

– Главное – танки не пропустить! Всем ясно?

Бойцу Лавренко про танки было ясно – непонятно было, чем их останавливать. Кроме автомата, у него имелась только та самая «лимонка», и вряд ли танк ее сильно испугается.

Немцы уже шли: танки, за ними пехота, но ту из автомата пока было не достать. Нужно было чем-то заняться, пока сердце окончательно в сапоги не скатилось. Тимофей извлек из чехла лопатку, принялся подравнивать стенку ячейки, вырезал нишу-полочку, выложил из-за пазухи остатки патронов, гранату.

– Зарываешься, Лавренко?

По соседству пристроился офицер, внимательно разглядывал приближающихся немцев. Тимофей без особого удивления узнал дивизионного особиста, того, что шпионское дело с брынзой расследовал.

– Так точно, товарищ капитан, подравниваюсь, – сказал боец Лавренко. – Вам лопатку дать?

– Ну давай на секунду, раз такой добрый. – Особист ловко срубил кустик бурьяна на бруствере, подровнял скат и честно вернул инструмент. – С рукой-то что?

Тимофей поправил грязный, торчащий из рукава гимнастерки бинт.

– Я, товарищ капитан, не самострельный. Грузовик тушили, пожегся слегка. Не думайте чего плохого.

– С чего ты взял, Партизан, что о тебе плохо думают? – удивился особист. – Ты боец надежный, инициативный, вот именно так я о тебе и думаю. А вот…

Договорить капитан не успел. Вроде бы без всякого сигнала, но все одновременно начали стрелять.

Вставшие на прямую наводку зенитки от опушки и переправы жгли немецкие танки. Две фашистские машины, почти подошедшие к спуску, были остановлены бронебойщиками. Немецкая пехота залегла: ее вовремя пригрели минометчики, сохранившие именно для этого страшного и решающего момента энзэ боекомплекта.

Тимофей короткими очередями пытался достать отползающих немцев, до гранат и пальбы из особистского пистолета дело все же не дошло. Гвардия удержала переправу, а после подхода свежих батальонов 57-й дивизии наши перешли в контратаку.

Далеко продвинуться не удалось. Зацепились за вторую линию траншей, вернули рокадную дорогу Шерпены – Пугачены. На военном языке это называется «стабилизация обстановки». Но дела, конечно, были хреновы. Шерпены оказались потеряны, плацдарм ужался втрое, большая часть тяжелой артиллерии бесполезно сгрудилась в лесу, немцы бомбили нещадно…

Столько наших убитых Тимофей еще не видел. На дороге, в траншеях и просто на поле, между воронками – везде лежали мертвые бойцы. Иногда казалось, что лица знакомые. Но уже смеркалось, таяла в сером вечере страшная изрытая земля высокого берега, чернильная тьма залила русло Днестра, и лишь у передовой уходили к звездам трассеры и вспыхивали ракеты.