- Вы чувствуете необходимость его защитить, - заметила Софи.

- Конечно, чувствую; он мой младший брат, - он подошел к кровати и провел рукой по растрепанным волосам Габриеля, другой юноша пошевелился и издал беспокойный звук, но не проснулся.

- Я думала, он не простит вам того, что вы пошли против своего отца, - сказала Софи, - Вы сказали, что боялись его. Боялись того, что он будет рассматривать ваши действия, как предательство имени Лайтвудов.

- Я думаю, что и он начал сомневаться в имени Лайтвудов. Так же, как и я, в Мадриде, - Гидеон отошел от кровати.

Софи опустила голову.

- Я сожалею, - сказала она, - Сожалею о вашем отце. Что бы о нем ни говорили, и что бы он ни сделал, он был вашим отцом.

Он повернулся к ней.

- Но, Софи...

Она не поправила его за использование своего Христианского имени.

- Я знаю, что он поступал скверно, - сказала она, но, тем не менее, вы должны иметь возможность скорбеть по нему. Никто не сможет отобрать у вас это горе, оно ваше и только ваше.

Он легонько коснулся ее щеки кончиками пальцев.

- Знаешь ли ты, что твое имя значит -мудрость-? Оно очень тебе подходит.

Софи судорожно сглотнула.

- Мистер Лайтвуд...

Он взял ее лицо в руки и склонился к ней.

- Софи... - выдохнул он, и потом их губы нашли друг друга, и легкое прикосновение сменилось нажимом страсти, когда он наклонился еще ближе. Она нежно обвила его руками - такими жесткими, испорченными вечным мытьем и ношением тяжестей, чисткой решеток и вытиранием пыли. Она встревожилось, но он, казалось, не заметил этого, или его это не волновало.

Она шагнула к нему, и каблук ее туфли зацепился за ковер. и она потеряла равновесие. Гидеон схватился за нее, и они оба повалились на пол. Лицо Софи горело от смущения. Господи, он мог подумать, что она толкнула его намеренно, что она была одной из тех безумных распутниц, готовых на все ради страсти. Ее чепец свалился, темные кудри разметались по лицу. Ковер под ней был мягок, а Гидеон над ней взволнованно шептал ее имя. Она повернула голову, ее щеки все еще пылали, и недоуменно уставилась под кровать.

-Мистер Лайтвуд, - сказала она, приподнявшись на локтях.

-Это булочки под вашей кроватью?

Гидеон замер, моргнул, как кролик, загнанный в угол собакой.

-Что?

-Там. - она указала на темные очертания под балдахином.

-Под вашей кроватью настоящая гора пшеничных булочек. Почему они на земле?

Гидеон сел, провел рукой по волосам, в то время как Софи пыталась от него отодвинуться, шурша подолом своего платья.

-Я...

-Вы вызывали меня из-за этих булочек. Каждый день. Вы просили их, мистер Лайтвуд. Почему вы делали это, если они вам были не нужны?

Его щеки покраснели.

-Это был единственный способ видеть тебя. Ты не хотела со мной разговаривать, не хотела слушать, когда я пытался заговорить с тобой...

-Так вы лгали? - схватив упавшую шляпку, Софи поднялась на ноги.

-Вы себе представляете, сколько всего мне приходиться делать, мистер Лайтвуд? Разводить уголь и нагревать воду, чистить пыль, полировать мебель, убирать за вами и всеми остальными - и я не возражаю или жалуюсь по этому поводу, но как вы смеете заставлять делать меня дополнительную работу - таскать тяжелые подносы вверх и вниз, только для того, чтобы принести вам то, что вам даже не нужно?

Гидеон поднялся на ноги, его одежда выглядела еще более помятой, чем раньше.

-Прости меня, - сказал он. - Я не подумал.

-Нет, - сказала Софи, яростно заправляя волосы под шляпку.

-Вы никогда много не делали, не так ли?

И с этим, она вышла из комнаты, оставив Гидеона безнадежно смотрящим ей вслед.

-Хорошая работа, брат, - сказал Габриель с кровати, моргая сонными глазами на Гидеона.

Гидеон запустил в него булочкой.

- Генри, - Шарлотта пересекла крипту. Ведьмин огонь горел так ярко, что можно было подумать, будто сейчас день, однако она знала, что время близится к полуночи. Генри склонился над самым большим из деревянных столов, расставленных по центру комнаты. Что-то непонятное горело в стакане на другом столе, источая клубы лавандового дыма. Большой бумажный лист, похожий на те, что используют мясники для упаковки своих товаров, был развернул по всему столу Генри, а тот, в свою очередь, исписывал его всеми видами таинственных шифров и расчетов, бормоча себе что-то под нос и раз от раза делая небрежные записи.

- Генри, дорогой, ты разве не устал? Прошло уже несколько часов.

Генри пошевелился и посмотрел вверх, поправив в рыжих волосах очки, которые носил во время работы.

- Шарлотта! - он, казалось был удивлен, если не восторжен, увидев ее. Только Генри, - подумала Шарлотта, - может быть удивлен, увидев жену в их собственном доме.

- Мой ангел, что ты тут делаешь? Здесь ужасно холодно. Это может сказаться на ребенке.

Шарлотта рассмеялась, но не стала возражать, когда Генри поспешил заключить ее в свои объятья. С тех пор, как он узнал, что у них будет ребенок, он стал беречь ее, словно хрупкий фарфор.

Генри коротко поцеловал ее в макушку и отступил назад, вглядываясь в лицо жены.

- Похоже, ты слегка на взводе. Думаю, будет лучше, если мы попросим Софи принести тебе в комнату укрепляющий чай? Я пойду и...

- Генри. Мы решили не ужинать несколько часов назад - каждый захватил по сендвичу себе в комнату. Джем все еще слишком слаб, чтобы есть, а братья Лайтвуды слишком потрясены. И ты знаешь, как переживает Уилл, когда с Джемом что-то не так. И Тесса, конечно, тоже. В самом деле, весь дом сейчас на взводе.

- Сендвичи? - сказал Генри, который, казалось, уловил лишь это в речи Шарлотты. Он выглядел задумчиво.

Шарлотта улыбнулась.

- Наверху есть еще немного для тебя, Генри, если сможешь оторваться. Наверное, я не должна ругать тебя - пройдя через те, довольно увлекательные, журналы Бенедикта - но над чем ты работаешь?

- Портал, - сказал Генри с нетерпением, - форма транспорта. Кое-что, что сможет перенести сумеречного охотника из одной точки земного шара в другую за считанные секунды. Кольцо Мортмэйна натолкнуло меня на эту идею.

Шарлотта широко раскрыла глаза.

- Но кольцо Мортмэйна - истинно черная магия...

- А портал - нет. Ох, есть кое-что еще. Пошли. Это для Буфорда.

Шарлотта позволила мужу взять ее за руку и провести через всю комнату.

- Я уже сто раз говорила тебе, Генри, моего сына никогда не будут звать Буфордом... Именем Ангела, это что, колыбель?