«Ах ты, старый, многоопытный, зубастый серый волк! Попался-таки в ловушку. Ай да краснобаи, ай да молодцы!» — долго облегченно смеялся Вольф. Большой любитель головоломок, он по достоинству оценил тончайшие хитросплетения и остроумные ходы заказчиков операции, которая никому не нужна и которой поэтому не будет. Через неделю-другую политики еще раз создадут видимость перешептывания, организуют утечку информации и дадут отбой. Да еще и с благодарностью и наградами участникам и рядом стоящим.

«Интересно, а Центр «наших» информирован? Или хотя бы догадывается? Не все же они прямолинейные солдафоны? Или моя личная разведка лучше работает? Марта будет смеяться.» Вольф убрал дневник, сел в удобное кресло и расслабился. Ближе к вечеру он вышел в город, с удовольствием поужинал. Потом спокойно прошелся по освещенной части парка и инстинктивно, по многолетней привычке наклонился и стал поправлять носки, боковым зрением поглядывая назад и по сторонам. Ага! Неужели хвост? И кому это понадобилось? Ну конечно, это тот молодой бородач, который промелькнул мимо в Мадридском аэропорту. Надо проверить. Вольф спокойно вытащил бумажный носовой платок, старательно и неаристократично громко высморкался и сделал вид, что ищет урну, чтобы выбросить платок. Стажер, а это был он, спокойно шел «по своим делам». Когда они поравнялись, Вольф, улыбаясь, сказал, но не по немецки, а на языке «наших»:

— Ты не ошибся, мой мальчик, — это я.

«Мальчик», высокий, плотный молодой человек, инстинктивно встал в оборонительную стойку. Вольф рассмеялся:

— Я не вооружен и не опасен. Возвращайся домой и скажи, что ты не только убедился, что я в Мюнхене, но и лично со мной побеседовал.

— Вы ошибаетесь, — на скверном немецком сказал бородач.

— Да-да, мой мальчик, — продолжил Вольф, но не по немецки. — Пусть будет по-твоему. Погуляй по Мюнхену, если тебе тут нравится. Только недолго, и чтобы я тебя больше не видел. Не расстраивайся, я тебе пока не по зубам. И не только тебе. Ты ведь понял меня, на дурака ты не похож. Ступай себе с Богом.

— Как вы меня вычислили?

— Ну наконец-то заговорил. Ничего хитрого. Опыт, спокойствие и… немножечко таланта. До свидания, может быть, когда-нибудь еще раз встретимся.

В прекрасно расположении духа волк-одиночка, не оглядываясь, неторопливо дошел до гостиницы, поднялся к себе в номер, принял душ, лег в огромную кровать и моментально заснул.

* * *

Сара и Дани вернулись поздно, изрядно усталые от августовской жары и многочасового топтания по городу, и пошли спать, каждый к себе. Сара постояла под душем, пригладила перед зеркалом свой ёжик на голове: не пора ли стричься? И поняла, что не уснет. Достала все тот же томик Набокова, села в кресло, сказала сама себе «не надо» и пошла к Дани. Дани не удивился. Они устроились поудобнее в низеньких креслах перед открытым большим окном, погасили свет и до рассвета проговорили обо всём на свете и в том числе — о себе. Один раз Дани протянул руку и хотел погладить Сарин ёжик, но она отстранилась и сказала:

— Не надо. Не сегодня.

На рассвете они разошлись по своим номерам, заснули с улыбкой и спали недолго и счастливо. Утром одновременно проснулись и вышли на улицу. Был светлый, солнечный, приветливый день. Позавтракали в первом попавшемся кафе и пошли в Старую Пинакотеку. Прекрасный музей был почему-то пуст. Они начали с Рембрандта, дошли до Рубенса, переглянулись и, ни слова не говоря, направились к выходу. На улице было солнечно. Съели по шарику мороженого. Стало сладко во рту. Жарко, хочется пить. Спросили у прохожих, как добраться, сели на трамвай и поехали в английский сад перекусить и выпить баварского бочкового пива. Жарко. Пошли потихоньку вдоль быстрой и шумной речушки с холодной водой. Народу всё больше. По реке не плывут — сплавляются по игривому, искрящимуся на солнце потоку дети, одиночки и небольшие группы хохочушей молодежи. Солнце печёт. Многие бросаются в реку во всей одежде. Они сели на берегу в тени большой липы. Очень хотелось в воду, но не было купальников. Огляделись вокруг, увидели много интересного. Группы студентов, в основном англоязычные, выпивают и закусывают. Три явно супружеские немолодые пары выложили на траву две бутылки вина и много бутылок пива. На большой белой скатерти несколько сортов хлеба и наломанного на большие куски белого сыра; помидоры, огурцы, сладкий перец. Эти расположились надолго. А шагах в пяти от них на самом берегу лежит голый мужчина лет пятидесяти, очень ровно загорелый. Он поглаживает и потягивает свой длинный вялый член, равнодушно поглядывая на окружающих его излишне одетых людей. Он здесь не единственный голый. Метрах в десяти от него сидит седой неспортивного вида мужчина с маленькой шапочкой на голове, который покачивается с закрытыми глазами в такт своим мыслям, положив руки на колени и ничего не поглаживая.

И Саре, и Дани приходилось за многолетнюю шпионскую практику купаться голышом на нудистских пляжах, но сегодня? Сегодня — нет. Несмотря на то, что они отгородились от всего мира невидимой стеной ранее неизведанного одиночества вдвоем. Как в давно желанном сне, они видели и слышали, но если бы кто-нибудь попытался нарушить это мягкое и доброе чувство, обратил на них внимание, заговорил с ними, они бы ничего не поняли.

На другом берегу узенькой речушки сидел на траве Вольф. Он узнал Дани и Сару, с которой ему приходилось встречаться и работать. Вольф ждал Марту и общение с кем бы то ни было, тем более с коллегами, было ему просто неприятно. Но увидев немолодых, заторможенно улыбающихся шпионов рядом с равнодушным нудистом, Вольф понял, что они не узн‘ают его, даже если он поздоровается с ними и спросит «как дела?».

* * *

Стажер сообщил в Центр о встрече с волком-одиночкой, о том, что видел издалека Сару и Дани, спросил: «Что делать?». Ответ пришел моментально: «Сиди тихо и жди.» — Центр такие мелочи сейчас не интересовали.

Ну, наконец-то! Вчера ночью показали мне потрясающий сон: полностью, без купюр, бурное заседание Центра с участием высоких политических руководителей. Причем эти руководители очень долго сидели в сторонке и только слушали и молчали, изредка переглядываясь друг с другом. А руководство Центра — молодые генералы и генералы в отставке — энергично, иногда даже слишком энергично обсуждали детали и сроки операции, периодически переходя на личности. Но строжайшую секретность соблюдали все, так что и на этот раз я не узнал, что за таинственная операция и почему такая сверхсекретность даже на заседании Центра, т. е. без посторонних. Береженного Бог бережет?

Когда обсуждение было в самом разгаре, молодой генерал — практик, который совсем недолго был «командущим» операцией перед Сарой, вдруг удивленно посмотрел по сторонам, после чего встал во весь свой немалый рост и спросил: «А где руководитель операции? Почему её нет среди нас? Я не понимаю». Большое начальство конечно знало, куда и зачем улетела Сара, но сделало вид, что запамятовало. Пошептались и пригласили курчавого и лысого. Они пришли, как всегда удивили генералов своим упрощенно штатским видом и объяснили, что в виду чрезвычайных обстоятельств не было времени на консультации с Центром, поэтому Саре пришлось на месте внести изменения в их план и отправиться с «женихом» из России в Мюнхен.