Хотя при взгляде на Андрея Феофана заметно передернуло, присутствие Тимки немного выправило ситуацию – взглянув на него, грек не то чтобы расслабился, но как-то успокоился и взял себя в руки. И, оправдывая Мишкину надежду, что с мальчишкой он станет разговорчивее, обратился к Кузнечику:

– Так, значит, вот куда вы с дедом подались… А сам-то Гордей где? Небось, в мастерской?

Тимка сник, словно с разбега нарвавшись на неожиданное препятствие, и опустил голову.

– Нету деды… Кабан его в лесу задрал, – шмыгнул он носом. – Меня разведчики спасли…

– Вот оно как… – Феофан тяжело вздохнул, вытер лоб, поклонился присутствующим и машинально пошарил рукой у себя на поясе, потом поднял взгляд на Макара, видимо, выбрав его в качестве главного:

– Благослови вас Господи за Тимофея нашего, что пропасть ему не дали! – Мишка почувствовал, что грек их сейчас благодарит за спасение не боярича, а конкретно вот этого вихрастого пацаненка. – А Гордей… Стало быть, судьба… Помянуть бы? – в голосе грека не слышалось и тени просительного заискивания – скорее просьба уважить погибшего. – У меня при себе сумка была, там фляга. С кальвадосом. Прикажи принести, мил человек, уважь… Гордей того стоил. Мастер был от Бога… – и опять Феофан не лукавил, говорил искренне. Похоже, смерть Тимкиного деда его огорчила настолько, что он на какое-то время забыл опасаться за свою дальнейшую судьбу.

– Эта? – Мишка пододвинул к себе лежавшую на лавке сумку грека, которую вместе с его остальными вещами разведчики принесли в кабинет перед началом разговора. Собственно, кроме фляги да нехитрой закуски в виде луковицы и куска сала с хлебом, завернутых в чистую тряпицу, ничего интересного в вещах Феофана не нашлось, что укрепило Мишкины подозрения – эвакуация проводилась спонтанно и в спешке. Про это он и спросил, доставая кружки, пока грек, приняв из его рук свое сокровище, вытаскивал пробку:

– Гляжу, в дорогу-то наспех собирался? Что так? – и кивнул Тимке. – Пододвинь скамеечку дядьке Феофану – вон у стены стоит.

Мальчишка кинулся выполнять указание, а грек горестно махнул рукой.

– Так разве ж я собирался? К виноделу новому собирался, было дело, с собой десяток кувшинов взял, но мы их, кажется, там и того… – сокрушенно развел он руками.

Подумал ещё и с надеждой поглядел на Макара:

– А может, и не того? Может, послать туда, а? Не должно быть, чтоб мы вдвоем столько… Охране-то из бочонка наливали. Или Медведя попросить, чтоб послал.

– Может, и пошлем, – хмыкнул Мишка и кивнул на расставленные кружки. – Наливай, помянем мастера.

Феофан с некоторым сомнением посмотрел на Мишку, потом покосился на Макара и осторожно спросил:

– А не рано ли, юноша? Сие питие крепкое зело.

– Знаю. А потому мне чуть плесни, только ради уважения. Да и себе много не наливай – разговор-то мы только начали. А вот Тимофею и впрямь рано. Молитвой деда помянет.

Мишка, все это время не упускавший из внимания мальчонку, с одобрением отметил, что Тимка готов всячески защищать и опекать своего Фифана. Вот и сейчас он только шмыгнул носом и перекрестился, но смолчал и остался стоять за плечом грека.

Выпили молча. Феофану заметно полегчало, во всяком случае, лицо приобрело некоторый румянец, а взгляд – ясность. Зажевав куском сала живительный глоток, он с тоской посмотрел на флягу, но от дальнейшего лечения воздержался.

– Да-а… Строго тут у вас поставлено, – обернувшись к Тимке, он притянул его за плечи к себе поближе. – Я сразу так и понял, когда вы с дедом пропали, что без Медведя не обошлось, и Мирон тоже, похоже, уже догадывается… – вздохнул он. – Правда, обвинять впрямую не решается, но лютует сильно, а дней десять последних и вовсе мечется.

– Из-за этого тебя Медведь сюда привел, да?

Тимка осторожно потерся щекой о плечо грека и убежденно добавил:

– Тут тебя Мирон не достанет! А теперь и подавно! Тут охрана знаешь какая?

– Да уж вижу, что охрана, – серьезно кивнул грек. – Это из-за тебя, что ли?

– Не, – помотал головой Тимка. – Тут вообще так. Это потому что крепость воинская.

– Что крепость, я вижу… Только чего сия крепость охраняет? У нас понятно – слободу, – задумчиво проговорил он, рассуждая сам с собой. – Боярина нашего тоже охраняют. Так он боярин, ему положено. А тут кого?

– Так вот же боярич! – Тимка указал на Мишку. – Сотник наш. Он тут самый главный!

– Главный?

Грек перевел взгляд на молодого сотника, потом поглядел на Макара. Осторожно покосился в сторону Немого, подумал с минуту-другую о чем-то и, наконец, спросил:

– Так это ты, юноша, тут такой… э-э… режимный объект устроил? И кабинет этот – он осторожно обвел рукой вокруг себя, – тоже твой? Кто же тебя научил сему?

«Интересно, откуда он таких словечек нахватался? Вернее, на что ссылался их боярин, когда вводил им этот новояз? Вы на покойного отца Михаила и его книги киваете, а тут знания не христианские… Впрочем, а кто сказал, что они языческие? Знания – они знания и есть, сиречь наследие от древних. Аристотель тоже не христианин, однако же признается за авторитет. Но ловок, шельма, норовит повернуть разговор так, чтобы не мы ему, а он нам вопросы задавал. Ну уж нет, обобьется. А светскую беседу и мы вести умеем…»

– Было кому учить, – кивнул Мишка и усмехнулся уголком рта. – Впрочем, хороших учителей много не бывает, если желание учиться есть. На том стоим и стоять будем. Только ты сам сказал, охрана положена боярину, а у вас Слободу охраняют. И что в той вашей слободе такого, что ее охранять требуется не хуже боярина?

– Коли учен, то, может быть, и слово такое слышал – «тайна коммерческая»? – прищурился Феофан. – Вот она и есть.

«Тайна-то тайна. Только вот коммерческая ли? У Журавля на лице следы, по описанию похожие на пороховые. За болотом мы на огнестрел, слава тебе Господи, не нарвались, и никто из пленных ни о чем подобном даже не заикался, но такую тайну как раз в слободе и беречь. Тимка говорил, что грек ученый, а эта публика сейчас не может не знаться с алхимией. Чем черт не шутит? Узнать-то надо…»

– Коммерческая, говоришь? То есть торгуете и технологии от конкурентов таите? – быстро спросил Мишка, с удовлетворением констатируя, что слово «технологии» у Феофана недоумения не вызвало. – А порох тоже на продажу делаете или для себя только?

– Да какая продажа! – поморщился грек. – Всего-то и удалось сделать горшочек маленький. Пыхает хорошо, но и что с того? Его ещё надо довезти до того места, где им пыхать. А как, если он у тебя в руках полыхнуть пытается. Только и получилось, что дверь в курятнике разнесло. А все от излишней поспешности – боярину хотели угодить, видишь ли! Говорил я – рассчитать надо… Баб напугали, петуха пришибло, куры нестись перестали, да черт бы с ними – порох зря извели! А его делать дорого: сколько трудов да трат даром, теперь все снова…