Он остановился у камеры, глядя на пол, который буквально блестел от крови и человеческих выделений, расползающейся густой маслянистой жижей.

У замка клетки слабо мерцала голубоватая лампочка, свидетельствующая, что участник Вечеринки закончит свой путь у него на разделочном столе. Рик скептически хмыкнул. Судя по количеству вытекшей крови, клиент уже наверняка готов предстать перед Всевышним. Впрочем, его, может, уже везут в лифте на кухню, к Заре.

Внимание Рика привлекла следующая клетка. Там, под потолком, лениво покачивалось подвешенное на цепях тело бесчувственного мужчины. Кисти и ноги до колен отсутствовали, их заменяли раздвоенные копыта, вживленные с помощью титановых штырей. Из грубых швов сочилась кровь.

Голову участника Вечеринки «украшали» оленьи рога, намертво привинченные болтами к голому черепу. Глаза мужчины были прикрыты, он дышал тяжело, с хриплым клекотом, словно каждый следующий вздох мог оказаться последним. Но за этим вздохом следовал другой, и грудь участника судорожно вздымалась и опадала, словно говоря, что его еще рано списывать со счета.

«Вероятно, в этом бою ты одержал победу», – подумал Рик, заметив кровь на рогах и прилипшие к ним клочья плоти. Кровью также были вымазаны и копыта человека-«оленя». Досталось и самому участнику – из продырявленного живота выглядывала петля кишок.

«Упокой Господь твою душу», – подумал Рик и двинулся дальше. От него не ускользнуло, что огонек, мигающий на замке этой камеры, был багрового, почти коричневого цвета. Это означало, что участник Вечеринки непригоден для кухни. Причин этому могло быть только две – участник чем-то болен, из-за чего его плоть могла представлять опасность при употреблении, либо сценарий Игры предусматривает полную ликвидацию этого несчастного, когда, собственно, и на кухню привозить уже нечего.

– Эй! – раздался чей-то дрожащий голос, и Рик медленно повернулся. Сквозь толстые прутья решетки на него таращилось полубезумное, белое как снег лицо. Рыжие клочья волос торчали вокруг плешивой головы, словно парик съехавшего с катушек клоуна.

Увидев, что помощник шеф-повара отреагировал на его голос, пленник торопливо заговорил:

– Пожалуйста, скажите им, что я передумал! Умоляю вас! Мне ничего не надо, клянусь! Мне не нужны никакие деньги! Это была ошибка! Скажите им, я очень прошу вас!

Рик молча зашагал дальше.

– Постойте! – взвыл мужчина, протягивая сквозь решетку трясущиеся руки. – Не уходите, прошу вас! Я выкручусь! Хотите, я встану на колени?! Я не хочу умирать! У меня двое детей, сыновья! Они совсем маленькие! Я не хочу!!.

Вопли быстро затихли, но рваное эхо голоса несчастного еще долго гудело, скользя по стенам промозглого коридора.

В следующей камере валялась грузная женщина. Разодранное вечернее платье, украшенное стразами, она сорвала, и теперь на ней были только черные кружевные трусики, которые почти полностью исчезли в рыхло-жировых складках. От нее пахло кровью вперемешку с яблочным джемом.

Она раз за разом ощупывала пустые глазницы, что-то бессвязно напевая. В ее наголо выбритой голове торчало порядка десятка гвоздей, придавая ей сходство с подушечкой для иголок. Вытекшая из ранок кровь запеклась, превратившись в черную корку.

– Включите свет, – прошептала она, повернув голову в сторону Рика. – Вы можете включить свет? Мне страшно в темноте.

Помощник шеф-повара взглянул на замок, на котором, словно дразнясь, мигал голубоватый огонек.

«Добро пожаловать ко мне на стол», – проговорил про себя Рик. Его мозг быстро провел необходимые расчеты, мысленно рассекая на части тело тучной участницы и распределяя ее на блюда.

– Включите свет, – чуть слышно произнесла женщина. Ее указательный палец, пухлый как сарделька, попал ногтем прямо в выжженную глазницу, и она охнула, колыхнувшись всей своей студенистой тушей.

Рик уже намеревался следовать дальше, как внезапно застыл, прислушиваясь. Обернулся.

В камере № 19, что располагалась напротив той, где лежала слепая толстуха, кто-то был.

И этот кто-то вслух читал молитву.

«Голос женский», – отметил помощник шеф-повара и сделал шаг вперед.

– … к Тебе прибегаю, – бормотали внутри. – и Тебя молю, услышь меня… грешную и недостойную рабу Твоего… Не оставь меня…

Сощурившись, Рик безуспешно пытался разглядеть в сумерках женщину, сосредоточенно читавшую молитву. Вынув из кармана фартука фонарь, он с тихим щелчком включил его, направив вглубь камеры. Ослепительно-яркий луч остановился на молодой обнаженной девушке, скорчившейся в самом углу помещения.

– …услышь меня в этот час! – всхлипывая, продолжала она. – Господи, приди ко мне и утешь мою печаль. О помощи молю Тебя, всемогущего и милосердного Господа нашего…

Рик стоял в полной неподвижности, безмолвно освещая фонарем дрожащую незнакомку. Даже он, немало повидавший в свои сорок восемь лет, был потрясен скульптурной красотой ее фигуры.

«Иди дальше, – посоветовал ему внутренний голос. – Не забивай себе голову. Мало ли кто из участников знает наизусть молитвы?»

Он и не оспаривал это.

В подвалах «Эдема» ему доводилось встречать самых разных и неожиданных личностей. Но эта девушка… Дрожащая, словно перепуганная, загнанная охотниками лань…

– Кто ты? – шепнул он, и она услышала его, повернув голову.

– …не допусти падения и пропасти, освети путь мой, – с трудом выговорила пленница. Она встала на колени, закрывая руками обнаженную грудь. Только сейчас Рик обратил внимание, что все тело незнакомки сплошь усеяно кровоточащими ссадинами. Кожа вокруг ран распухла и покраснела.

– Кто ты? – повторил он так же тихо. – Как твое имя?

– Ксения… – выдохнула девушка. – Мне больно. Очень.

Его рука, держащая фонарь, дрогнула. Зажмурившись, Рик вновь открыл глаза, неверяще уставившись на участницу.

«Не может быть, – ошеломленно думал он, разглядывая бледное лицо девушки. – Она… она…»

Даже при слабом освещении Рик готов был поклясться, что несчастная, назвавшаяся Ксенией, похожа на его дочь Злату.

Между тем девушка с трудом поднялась на ноги, и Рик с щемящим сердцем увидел клок мяса, свисающий с внутренней стороны ее бедра.

– Помогите мне, – заговорила Ксения, вглядываясь в лицо Рика. – Вы добрый человек?

Он молчал, лишь опустил фонарь – он слепил глаза пленницы, и она постоянно щурилась.

– Они забрали мою одежду, – сказала Ксения, всхлипнув. – Он… кусал меня. Он мне сделал… очень плохо. Он засунул в меня… свою штуку. И потом заставил взять в рот…

Из ее глаз потекли слезы.

– …вел себя, как собака. Но я люблю собак. А этот человек нехороший.

– Как собака, – машинально повторил Рик. – У него толстый живот?