– А… А как же работа? – Мать выглядела удивленной и обеспокоенной, она не слишком одобряла Пашины увлечения, постоянно пытаясь его поженить на подсовываемых невестах, чтобы все было как у людей, – И надолго ты едешь?

– Да, может на месяц, а может и больше, – Паша старался говорить это непринужденно, стараясь не подкреплять материнских опасений.

– И что вы там делать будете? На что ты там будешь жить?

– Хватает у меня денег, это и есть моя работа.

– Что, опять своими отварами торговать будешь? Так и не сказал, откуда берешь их, сидишь на своем чердаке, непонятно чем занимаешься! – Было видно, что Лидия Петровна может прямо сейчас расплакаться, – Что с тобой происходит, неужели правду говорят люди?!

– А что они говорят? – Паша бросил вилку, аппетит пропал, тихое прощание сорвалось,– Что эти дибилы говорят? Что они вообще могут, кроме как молотить языками? Что они могут, кроме как жрать собственное дерьмо, называя это нормальностью и клеймить каждого больным, кто жрать этого дерьма не хочет? Если человек только лишь ради того, чтобы его не обшептывали сзади, должен отрекаться от себя и собственных убеждений, то я тогда не человек, не тот, кого вы привыкли так называть. Уезжаю через час.

Резко встав из-за стола, Паша почти выбежал из кухни. На душе было гадко. Он не хотел расстраивать мать, не хотел прощаться таким образом. «Но все вышло, как вышло…»: мелькнуло в его голове.

На чердаке его ждал заранее собранный рюкзак. В нем покоились необходимые для обряда вещи, костюм, почти такой же, как тот, что дал ему Еремей в первый день его путешествия.

Сшить этот костюм он попросил местного портного, к Пашиному удивлению, тот не задавал вопросов и быстро выполнил заказ, в точности соблюдая просьбы заказчика. Рубаха была усовершенствована внутренними карманами. Появились карманы и на штанах, прилагался к костюму и пояс.

Кроме этого в рюкзаке лежало около килограмма различной косметики, в основном помады, пудры и зеркальца. Это была часть плана, который Паша составил с целью заработка в том мире. Дешевая косметика будущего вполне сойдет для лица королевы, княгини и прочих платежеспособных барышень прошлого.

Взял он с собой и несколько полезных мелочей, вроде зажигалки, компаса, фонарика с батарейками. Раскладной нож, запас продуктов на несколько дней, свечи, деревянная ложка, серебро, которое так и не пошло на кинжал, парикмахерский набор ножниц и бритв завершали Пашин набор вещей, для путешествий в прошлое. Хотелось взять как можно больше, но Паша себя сдерживал, всего на себе не унести, а привлекать излишнее внимание там – ни к чему.

С отцом Паша прощался недолго. Уже вынеся все с чердака, он просто забежал в зал, где отец смотрел телевизор.

– Куда? На войну? – спросил отец, увидев заплечный рюкзак на сыне.

– Что-то около, – усмехнувшись, ответил Павел.

Будто все понял, отец лишь окинул сына коротким взглядом, встал с дивана, и, похлопывая Пашу по плечу, произнес:

– Ну, иди, сын.

– Пока, пап.

Паша развернулся и ушел. По пути решил все-таки зайти на кухню, мать уже успокоилась, но на щеках виднелись следы от слез, выдавали ее и красные глаза.

– Мам… – Паша подошел ближе, – Я поеду. Вернусь. Не навсегда же еду.

Паша врал, ведь он не мог знать, вернется ли. Да и уедет ли вообще.

– Езжай, – тихонько сказала мать и встала со стула, – Давай положу тебе с собой чего-нибудь.

– Не надо, у меня все есть.

– Как так? Голодный поедешь?

– Да, мам, голодный, – Паша усмехнулся и обнял мать.

Они постояли так всего несколько секунд, а после, без слов, чтобы не разрушить этого ощущения завершенности, Паша вышел из кухни, а затем и из дома.

Тянуть на себе тяжелый рюкзак и две не менее тяжелые сумки было весьма непросто. Паша пыхтел, но не останавливался. Дима уже наверняка заметил пропажу вещей и самого Паши, а значит, он уже в пути.

В лес за зайцем Паша решил не идти, это могло отнять слишком много времени, к тому же Дима, быть может, станет ждать его именно там. По пути Паша поймал кота. «На зайца он не похож, но в заклинании не сказано, чью именно жизнь я приношу в жертву. Иван тогда зайца резать собирался, потому что мы его поймали удачно. Сойдет и кот»: размышлял про себя Паша, выходя из деревни.

Ничего не подозревающий кот вполне спокойно сидел в сумке, высунув голову наружу. До леса Павел не дошел, свернул чуть раньше, чтобы не приближаться к старому маршруту. Остановился он прямо посреди поля. Еще не было и пяти часов вечера, когда Паша начертил на земле круг диаметром около трех шагов. В круг он вписал ромб, а в центре последнего разместил еще один круг, где и должен был стоять заклинатель. В разделенных частях большей окружности он вписал все символы древнего алфавита, а в центральной окружности вписал собственный.

Перед тем, как приступить непосредственно к обряду, он облачился в доспехи, а остальные вещи упаковал в сшитую из мешковины сумку, которую он смастерил, чтобы соответствовать тому времени, в которое направлялся. Свои сумки и рюкзак он спрятал под старыми бетонными плитами, что уже долгие годы лежали неподалеку. Мобильный телефон и прочие атрибуты своего времени он и вовсе оставил дома.

В последний раз окинув взглядом окрестности, то ли чтобы убедиться, что никого рядом нет, то ли прощаясь, Паша закрыл глаза и начал читать заклинание. Монотонно, словно молитву, словно заученное стихотворение в исполнении бесталанного школьника. Представлял себе Паша дом Еремея, ту деревню и ее окрестности. Всей душой он стремился туда, слова слетали с его уст сами, уже не по Пашиной воле, будто заклинание имело свою волю, и Паша был лишь ее инструментом.

Во второй части, заключительной, Паше нужно было прочесть еще два четверостишия на древнем языке, затем лишить кота жизни, и, в общем-то, переместиться в назначенное время и место.

Кот, видимо уже почувствовал неладное, он шипел и старательно царапал плотную кожаную перчатку, в которую Паша предусмотрительно упрятал руку.

– Пусть эта жизнь дарует новую! – вскричал Паша, будто хотел, чтобы его услышали там, куда он собирался.

Стоя внутри круга, он совсем не видел, что творится вокруг, будто находясь в коконе, не пропускающем звуков и света. А вокруг неистовствовала целая буря, возникшая из ниоткуда, при чем ровно над тем полем, где и колдовал Павел. Тучи стянулись над заклинателем, выплевывая колкие молнии, казалось, одна из них может поразить и самого