Хотя Чака любили и коллеги, и студенты, все же единичные конфликты случались, и они порождали недоброжелателей. Весной 2002 во время выпускного экзамена Чак поймал на списывании одну студентку и доложил об этом администрации. Девушку исключили, она оставила несколько злых голосовых сообщений на рабочем телефоне Чака. Могла ли студентка разозлиться настолько, чтобы вернуться спустя приличное время — месяцы — и убить профессора? Версия вроде бы абсурдная, однако моя первоначальная проверка этой девушки выявила засекреченное криминальное досье. Я продолжу копать, буду держать вас в курсе.

Другой переполох, уже в академических кругах, произошел за год до убийства Чака. Его коллега, профессор истории, претендовал на пожизненную должность в колледже. Чак выступил против, выдвинув следующее обоснование: соискатель опубликовал доклад, где выразил сомнительную позицию, и тем самым бросил тень на колледж. Преподаватели исторической кафедры Элм-Паркского колледжа, ни один из которых не согласился на интервью под запись, рассказали мне, что ситуация тогда сильно накалилась. Соискатель не получил должности и сразу же уволился. Насколько понимаю, сейчас он преподает в муниципальном колледже в Айове. Может ли затаенная злость такого рода стать достаточным основанием для убийства? Не знаю.

И вот вам еще одна загадка: по словам бывших коллег, в колледже ходили слухи о романах Чака со студентками и, возможно, с другими преподавателями, — но никто не смог этих слухов подтвердить. И ни единого имени никто не назвал. Если Чак и правда крутил многочисленные романы, то вел себя осмотрительно. Могла ли совершить убийство одна из любовниц? Недаром ведь говорят — в самом аду нет фурии страшнее любовницы, которую отвергли…

Воспоминания об убийстве отца нахлынули стремительным потоком. Тот субботний день начинался замечательно: стояла прекрасная поздняя осень. Мама уехала выхаживать подругу. Поскольку она переживала необычайно мрачный период — даже по ее стандартам, — то я радовалась, что эта вылазка предвещает улучшение. Отец был весел, гулял со мной и Лани, мы сгребали листья, играли в теннис. Ужинали заказанной пиццей. После насыщенного дня мы с сестрой устали и рано легли спать.

— Классно сегодня было, — сказала я, уютно устраиваясь под одеялом.

— Ага, — рассеянно откликнулась Лани. — Слышишь? Папа вроде бы по телефону говорит?

— По-моему, это телевизор. А что?

Лани молчала так долго, что я почти уснула. Затем послышалось:

— Джози? Можно тебе кое-что рассказать?

— Конечно.

Сестра шепотом сообщила:

— Я прочла мамин дневник.

— Как?! — Подскочив, я бросила на нее негодующий взгляд, которого та не могла увидеть в темноте. — Лани, это же личное! Мама страшно разозлится.

— Знаешь, почему личное? — Голос сестры прозвучал резковато. — Она кое-что от нас скрывает. Пишет…

— Не хочу слушать!

Мама всегда четко обозначала — ее дневники табу для всех, кроме нее самой.

— Ну и ладно! — прошипела Лани и включила фонарик.

— Лани, — возмутилась я, — иди читать вниз или еще куда-нибудь! Я устала.

— Нет, я хочу читать в кровати. Ты просто закрой глаза.

Я выразила свое недовольство громким вздохом и повернулась на другой бок, а Лани извлекла из-под матраса истерзанный томик «Дневников вампира». Она купила скандальный роман за двадцать пять центов на библиотечной распродаже, спрятав его под разрешенными «Одиссеей» и «Маленькими женщинами». Я знала, что в тайнике за раковиной в домике для игр Лани хранит «Вампира Лестата» и «Оно» Стивена Кинга. Мелькнула мысль — может, воспользоваться этим знанием и заставить сестру погасить свет? Впрочем, от усталости у меня не было сил спорить. Я закрыла глаза…

…И подскочила от испуга — мне привиделись взрывающиеся фейерверки. Я растерянно заморгала, села и посмотрела на кровать сестры. Пусто. Внизу хлопнула задняя дверь. Меня пронзил страх. Едва осмеливаясь дышать, я напряженно прислушивалась. В доме царила зловещая тишина.

Неожиданно вверх по лестнице загрохотали шаги. Я прижала одеяло к груди, почти теряя сознание от ужаса. Кто-то забрался в дом?

Дверь в комнату распахнулась, я завизжала и только потом поняла, что это всего лишь Лани.

Сестра, с мертвенно-бледным лицом и диким взглядом, неистово замахала на меня — тихо, мол, — и кинулась к окну. Прижав лоб к стеклу, вгляделась в темный двор. Негромко застонала и пробормотала что-то вроде «сначала девушка».

— Что ты сказала?! — выкрикнула я.

Лани резко развернулась — черные косы закачались, словно наэлектризованные. При виде ее лица — потемневшие васильково-синие глаза, на бледных щеках тени-впадины, подбородок выпячен, зубы стиснуты — у меня замерло сердце.

— Ты меня пугаешь, — выдавила я, так и не дождавшись ответа. — Что случилось? Разбудить папу?

— Папа умер, — просипела она.

Я в изумлении уставилась на сестру. Умер? Внутри все оборвалось, но в горле зародился неуместный смех. Наш отец — наш сильный, энергичный отец, мужчина, который сегодня загонял нас на теннисном корте до изнеможения, — не мог умереть. Глупости!

— Что-о?

— Он умер, — дрожащим голосом повторила она.

— Нет, — заявила я, выбираясь из постели. — Нет, неправда. Пойдем вниз и…

— Стой! — взвизгнула Лани и, подскочив, схватила мою руку, впилась ногтями в кожу.

Я едва это заметила — настолько потряс меня неприкрытый ужас сестры. Она, самый бесстрашный человек из всех моих знакомых, была вне себя от испуга.

— Вниз нельзя. — Лани еще сильнее стиснула мою руку.

Я тупо кивнула.

— Лучше помоги, — скомандовала она и принялась стаскивать к двери пластмассовые ящики из-под молока, в которых мы хранили вещи. Она ставила ящики друг на друга перед дверью, а из них сыпались книги и спортивный инвентарь. — Давай. Помогай. Пожалуйста. Пока…

Я вздрогнула от зловещего «пока» и начала машинально хватать все подряд и складывать на баррикаду.

— Пока что? В доме кто-то чужой?

Лани передернулась и пробормотала что-то неразборчивое.

— Скажи! — в отчаянии попросила я, цепляясь за ее руку. — Что случилось? Папа правда?.. И почему ты такая потная?

— Пусти! — прошептала Лани и грубо меня оттолкнула.

Я споткнулась о книгу на полу, ударилась головой о кровать. Из глаз посыпались искры. Вскрикнув от боли, я прижала ладонь к голове.

— Заткнись, — яростно прошипела сестра. — Заткнись!

Я поднесла руки ко рту, чтобы удержать невольные всхлипы.

— В доме кто-то чужой?

Лани затащила меня в стенной шкаф и захлопнула за нами дверцу. Мы сидели на полу в кромешной тьме, жались друг к другу и напряженно вслушивались, но все звуки заглушал грохот наших сердец.