На моем бедре остался знак розы. В одну из последних ночей перед тем, как все случилось, я, должно быть, стояла перед «Рейберном» и раскаляла металлическую эмблему добела. Должно быть, я держала ее в руке, на которую предварительно натянула прихватку. Затем я прижала раскаленный металл к своему телу. Должно быть, в комнате стояла вонь горелой плоти. Должно быть, я ощущала, как миллионы булавок вонзаются в мою плоть. Сестра Амалия на следующее утро благословила и помазала медом место ожога. Это, по крайней мере, я ясно помнила. Ожог остался со мной. Я ощущала его неровные края кончиками своих пальцев. Этот ожог напоминал мне о боли и страданиях, которые я могу причинить в неизъяснимом экстазе.

Хотя путем психологического тестирования специалисты сошлись во мнении, что, находясь в состоянии лунатического транса, я вряд ли способна совершить что-нибудь по-настоящему ужасное, оставались люди, которые считали, что я могу быть ответственной за смерть своего внука. Я также не исключала подобной возможности.

Пресса, само собой разумеется, ухватилась за сенсацию.

«Святая? Могла ли она во сне совершить убийство?»

«Связана ли смерть с оккультизмом?»

Я и сама не могла исключить подобной возможности, пока не докажут вину другого человека. А пока я не имею права спать. Когда я наконец заснула, тьма за окном посерела. Я всегда засыпаю только перед рассветом, когда солнечный свет делает невозможными какие-либо разрушительные действия с моей стороны. Во сне я видела следы, ведущие в камыши. Выкованная из стали цапля стояла на противоположном берегу Веллспринга.

Трава на Первом поле уже не была такой буйной, как прежде. Колючки чертополоха царапали мне лодыжки. Кремниевые камушки давали о себе знать, когда я становилась на них подошвами своих туфель. Мы всегда думали, что грунтовые воды в этом месте подходят вплотную к поверхности, но, как доказала жизнь в других регионах страны, ничего вечного не бывает. На поле стояла противоестественная тишина. Мои тюремщики сказали мне, что правительство избавилось от остававшейся здесь живности: овец, безмозглых кур, одичавших поросят Марка. Избавились… Застрелили… Сотни лет на этих полях паслись овцы и коровы, ветер свистел в ячмене, а сейчас на них ничего нет, за исключением лабораторно ровных грядок генно-модифицированных растений. Дойдя до вершины холма, я остановилась. История реки Ленн тесно связана с историей этого края. Церковь расположена недалеко от этого места. Ее нормандского стиля башня теперь отчетливо виднелась вдали. Уж слишком много деревьев, ослабленным засухой, повалили в последнее время бури. Вереница сельских домиков расположилась на берегу реки. Автомобильная дорога тянулась вдоль железной дороги, а та – вдоль реки, подобно тому, как наша промышленность шла тем же путем, вторгаясь в Уэльс. Далее на севере высился жалкий, изъеденный эрозией Крэг, чья лысая вершина вздымалась над низменностями. Я оторвала взгляд от горизонта и посмотрела на то, что находилось поближе. Тропинка спускалась с холма вниз и вилась по лесу между ежевичными кустами, под низко нависшими ветвями ясеней с распускающимися на них почками, пока не добегала до самого Веллспринга.

Хотя полуденное солнце пробивалось сквозь небесный свод, вода казалась почти черной, а отражения окружающих деревьев дрожали из-за трех или четырех селезней, которые копались своими клювами в вязком иле в поисках пищи. Сестре Амалии не понравилось бы это дерзкое доминирование самцов, их притеснение смиренных самок в ее водоеме женственности. Голубое мелькнуло на желтом фоне, когда зимородок пропорхнул над водой, а затем вновь повисла тишина, прерываемая карканьем обыкновенных ворон, сидящих на вершинах деревьев. Уровень воды в водоеме понизился, оголив покрытые мхом камни, однако я отчетливо видела отметины, которые остались в тех местах, где прежде плескались воды. Говорят, что вещи имеют память, следовательно, эти камни – очень грустные камни. Я подошла к озеру, опустилась на берегу на колени и окунула руки в воду. Вода оказалась прохладной. Набрав воду в ладони, я умылась, позволив каплям свободно падать на мою обтянутую тканью грудь, струиться по внутренней стороне рук. Я уставилась в темное зеркало, словно надеялась увидеть там его лицо и уповала, что он что-то мне расскажет.

Зажмурившись, я изгнала из памяти образ сестер, которые стоят вокруг пруда и молятся. Нет. Это не молитва. Просто они вслух произносят то, что должно быть произнесено, но я не надеялась, что меня услышат и ответят. Расскажите мне, как он умер.

Есть времена, когда следует разбрасывать камни, а есть времена, когда следует их собирать. Я подняла три камушка с сухой, словно пыль, лесной подстилки и бросила первый в воду. От него пошли в стороны круги правильной формы, достигшие камышей, которые горделиво возвышались над водой в своей крикливой весенней зелени. С пронзительным криком утки, громко хлопая крыльями, взмыли в небо.

Это пусть будут сестры.

Второй камень я бросила, приложив чуть больше усилий. Он упал недалеко от центра озерца, образовав настоящие маленькие волны, которые столкнулись с рябью, поднятой первым камнем, что привело к полнейшей анархии.

А это пусть будет Марк.

Третий камень удобно лег мне в ладонь. Я провела острым краем камня по прозрачной коже запястья. Образовался багровый рубец. На месте порезов выступили крошечные капельки крови. Кровь тотчас же принялась сворачиваться, а не течь.

А это пусть буду я.

Выпрямившись, я запустила последний камень в озеро. Вода тоже ничего не забыла. Из-за черноты вод я ощутила сильное головокружение. Шатаясь, я направилась к поваленному дереву, на котором привыкла сидеть и размышлять. Я не вставала с него до тех пор, пока мир не прекратил качаться у меня перед глазами. Утки вернулись и сели на воду так, словно ничего не произошло. Встав, я отправилась обратно к дому. Легкий юго-западный ветерок гнал тучи за далекий горизонт, за Эдвардз-Касл и Кадоган-Топ. Потом стали собираться тучи. Солнце, проникая сквозь них, метало лучи золота на леса, которые покрывали противоположную сторону долины.

Ночью я спала, а проснувшись утром, узнала, что ночью прошел дождь. Я пошла к Веллспрингу. Да, дождь был, вернее, должен был бы пройти. Все зависит от того, как на это посмотреть. Для меня это означает, что Велл однажды даст ответы на все мои вопросы. Для других это подтверждение принятого ранее решения, согласно которому правительство приказало перепахать всю мою землю. На подъездной дорожке остановилась вереница автомобилей. Работающие на правительство люди вылезли из машин, облазили все поля со своими датчиками и прочей электронной высокотехнической аппаратурой, а представители прессы в это время фотографировали с их позволения растения будущего урожая. Третий чувствовал себя как рыба в воде, маршируя строевым шагом по парковке. Мальчишка и Аноним были детьми, прыгающими по лужам.

– Это и прежде так бывало?

– Да, – ответила я. – Здесь идут дожди, а в других местах – ни капли. Все остальное – последствия этих дождей.

– Вы знали наперед, что будет дождь?

– А дождь еще будет?