в рот горючую жидкость. Шаг вперёд и снова щёлкаю пальцами, тут же прикрывая рукой рот Великого Мага, мешая ему выдохнуть в мою сторону. Додот с воем отшатывается, хватаясь за обожженный рот и глядя на меня с испугом и ненавистью.

– А это… – ещё шаг, снимаю с пояса одного из подтанцовки керамбит[64] и провожу лезвием по руке Додота, – чтобы больше не шалил. Махатмы велели передать, что у тебя остался последний шанс исправиться.

Прячу нож в складках одеяния, Додот провожает его испуганно-обречённым взглядом. Он мошенник, но сам искренне верит, что творит настоящую магию. Собственная кровь в моём распоряжении пугает его до чёртиков.

– Я уйду дальше по Тропе Судеб, – доверительно наклоняюсь к нему, но говорю достаточно громко, чтобы слышали окружающие, – в поисках несправедливости. Но если жители индийской общины снова будут жаловаться Махатмам на тебя или кого-то ещё… Явлюсь наяву или во сне, что ещё хуже. Ты понял?

Доверительно наклонившись, напеваю негромко:

– Когда из яви сочатся сны, когда меняется фаза луны,

– Я выхожу из тени стены, весёлый и злой!

Дукун отшатывается, переведённая на английский русская песня звучит заклинанием. Добиваю, проглатывая ненужные куплеты:

– Ты спишь и видишь меня во сне,

– Я для тебя – лишь тень на стене…

– Сколь неразумно тебе не верить в силу дорог!

Пальцем черчу на лбу крест и…

– Когда я в камень скатаю жест —

– Тогда в крови загустеет месть

– И ты получишь дурную весть

– От ветра и птиц[65].

Дукун оседает, падая в обморок.

* * *

Путешествие по тропической реке удовольствие довольно специфическое. Необыкновенная красота вокруг частично примиряет с москитами, мошкой и бытовыми неудобствами.

Полулежу в большой лодке и наблюдаю за хлопочущими индусами, возящимися с парусами или сидящими на вёслах, жизнь кажется безоблачной и удивительно прекрасной. На середине реки москитов почти нет, лицо обдувает тёплый ветерок и остаётся только грезить наяву, наслаждаясь экзотикой.

Часто встречаются кайманы, больше всего похожие на полусгнившие брёвна. Иногда бревно начинает плыть поперёк течения, после чего следует молниеносный бросок и мелкое животное, забывшее об осторожности, становится добычей пресмыкающегося.

Заметил ягуара, лежащего на большой ветке, нависшей над рекой всего в десятке метров от нас. Большая кошка проводила ленивым, чуточку презрительным взглядом и широко зевнула.

Видел пекари, тапиров… но больше всего птиц. Кажется, что вокруг реки Демерары водятся одни только птицы, так их много и так они заметны. Нет ни одной неяркой пташки, когда взлетают стайки, аж в глазах рябить начинает.

Наземные животные дело иное. Берега густо покрывает растительность, а я не могу назвать себя лесным жителем, не помогает острое зрение и развитая наблюдательность. Индусы и единственный индеец-проводник в экипаже то и дело тычут пальцами в сторону берега, после чего начинаю вглядываться до рези в глазах, но обычно ничего не успеваю увидеть.

Индусы каждый раз расстраиваются – кажется даже, что больше меня. Экипаж из трёх индусов и одного крещёного индейца доброжелательный и дружный, ко мне относятся хорошо – с почтением, но без подобострастности. Индеец носит имя Сэмюэль и гордо носит большой медный крестик поверх красной рубахи. При этом рябой, совершенно не романтичного вида дикарь охотно соблюдает все обычаи индийского экипажа.

– Чем больше богов, тем лучше, белый господин, – на полном серьёзе заявил он мне, – я и своих не забываю.

Словом, пока мы плывём по реке, всё здорово – наблюдение за животными, птицами и экипажем судёнышка да разговоры. Местные просвещают меня, густо мешая правду с фантазиями и откровенной ложью. Это не со зла, а что-то вроде национального спорта, равно присущего представителям любой из этнических общин Джорджтауна. В ответ просвещаю их по части обычаев европейских, примерно в том же стиле.

Стоит приблизиться к берегу или вовсе остановиться, как налетают тучи москитов. Не спасает плотная одежда, накомарники и вонючая мазь. Единственное, что радует меня в такой ситуации, так это действующие прививки от малярии и жёлтой лихорадки, да наличие хинина[66] в аптечке.

– Сагиб, – трогает меня Сабхаш, – причаливать будем.

Со вздохом напяливаю на себя шляпу с накомарником и раскатываю до запястий рукава рубашки. Судёнышко, раздвигая носом прибрежные заросли, причаливает к топкому берегу.

Несколько минут тратим на прорубание дороги, орудуя мачете, и здесь я работаю наравне с остальными членами экипажа. Я и на лодке не от лени валяюсь, просто не хочу мешать слаженной работе.

– Сагиб сильный, – говорит Сабхаш, после чего начинает смущённо хихикать. Смеются и остальные, тыкая пальцами в Сабхаша. Ну да это местные заморочки… чтобы понять их, нужно прожить в Джорджтауне не один год, причём желательно именно в этой общине.

Для ночёвки выбрали небольшую возвышенность, заросшую невысоким кустарником. Вырубаем круг метров десяти диаметром, стараясь убрать растительность едва ли не до земли.

– Змея, – тыкает общительный Сабхаш, – очень ядовитая.

– Паук, – раздаётся его голос полминуты спустя, – очень плохой. Умирать редко, болеть долго-долго.

Иногда вклинивается индеец, которого мало смущает слабое владение английским. Сэмюэль считает, что если его не понимают, то нужно повторять слов и фразу раз за разом, постепенно повышая голос. Потому лекции нашего проводника получаются чрезвычайно шумными и выглядят примерно так:

– Большая зелёная… плохая.

– Большая зелёная… плохая!

– Большая зелёная… плохая!!

Потом кто-то из членов экипажа догадывается, что речь идёт о ядовитой лиане и растолковывает остальным. Лицо индейца в такие моменты аж светится. Мне он напоминает увлечённого преподавателя, которому удалось донести до тупоумных студентов очередную Истину.

Вырубается растительность не только понизу, но и поверху. Свисающие лианы представляют собой нешуточную опасность – чем их больше, тем больше шансов, что сверху упадёт змея или ядовитая сороконожка.

Полчаса спустя площадка расчищена, а я чувствую себя как после полноценной тренировки. Физическая нагрузка невелика, но высокая влажность и духота дают о себе знать.

– Помыться, сагиб? – Интересуется Сунил, я киваю. С мытьём тоже проблема – в речной воде полно паразитов, так что воду для мытья и питья нужно либо кипятить, либо… Сунил перерубает лиану и начинает осторожно поливать меня вытекающей оттуда водой.

Быстро ополаскиваюсь и одеваю чистую одежду. Грязная, пропотевшая за день, споласкивается индусами в реке, а позже отправится в большой котёл для кипячения. Ткань от этого портится за считанные месяцы, но в джунглях опасно быть неряхами.

Царапины, порезы, потёртости и укусы насекомых заживают здесь неделями. Банальный порез травой может привести к нагноению и оставить