Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прислушалась. Э, нет. Все-таки стучат каблуки сапог по винтовой лестнице. Я поправила рубашку, завернулась как следует в шаль и придвинула поближе кувшин с сиренью – в нос пахнуло ароматом, рук коснулись нежные листья. Нет, я вовсе не думала о том, чтобы выглядеть романтично в лунном свете, глиняный сосуд может пригодиться для самозащиты.
Дверь распахнулась, скрипнув в петлях. Этьен, взмокший, как заезженный жеребец, ворвался в комнату и остановился, чуть не перевернув стул. Спасибо, тётушка не поставила его на место.
– Вы… – запыхавшись, буркнул Этьен, глядя на меня исподлобья.
– Чего изволите, сударь?
– Почему это вы рассматриваете меня, как в зверинце? Я вас спрашиваю! Шпионите?
Мда, судя по недовольному рыку и гримасе на его лице, ни с кем он меня не спутал. А ведь было что-то приятно-пугающее в том, чтобы на пару минут возомнить себя призраком чьей-то возлюбленной… Жаль, никто до сей поры в меня не влюблялся. Обстоятельство это казалось весьма досадным. Пусть и не дано мне выйти замуж или вскружить голову какому-нибудь мальчишке с тонкими усиками, а почему-то хотелось, чтобы меня любили. И обязательно так же безумно, как в сплетнях о гувернантке.
Я склонила голову, рассматривая злое лицо Этьена с ходящими туда-сюда желваками и сжатые кулаки со сбитыми костяшками. Подумалось, что такой человек в гневе запросто может убить и совершенно в том не раскаяться. А ведь я даже начала его жалеть… Вот дурочка! Отчаянно захотелось, чтобы где-то за спиной оказался тот белокурый верзила из ресторации – Голем, или как его там?
– Шпионить? – холодно переспросила я и все-таки встала с бюро. Наверное, возмущение мое было столь велико, что ноги меня удержали. – Бог мой, да как вам такое в голову взбрело? Мне просто ничего другого отсюда не видно. А лежать целый день, знаете ли, не очень увлекательное занятие. К тому же душно.
– Черт бы вас побрал! – Этьен стукнул кулаком по притолоке. – Я и забыл, что вы в этой комнате.
– Позвольте вам не поверить, – скромно потупилась я. – Интересно, с чего вы сами решили выбивать пыль из несчастного мешка именно под моим окном? Может, наоборот, жаждете, чтобы за вами шпионили?
Он со скрежетом отодвинул стул и шагнул ко мне, встав почти вплотную. От близости разгоряченного мужского тела, от ощущения опасности и чего-то еще, совершенно мне непонятного, но чрезвычайно волнующего, меня захлестнула удушливая волна, и я почувствовала, как кровь приливает к щекам.
Этьен посмотрел на меня сверху вниз и сказал:
– Не люблю быть должным. Я не просил о помощи, но раз так вышло… Чем я могу отплатить ваш долг? И что вам нужно, мадемуазель выскочка, чтобы вы убрались отсюда подобру-поздорову?
Я задрала подбородок, хотя это и не слишком помогло при нашей разнице в росте, и с величием королевы или как минимум придворной дамы, ответила:
– Хорошо. Насчет долга я подумаю и сообщу вам позже.
– Когда? – прорычал он.
– Скоро. И не торопите меня, раз уж сами предложили. Если я назову вам перечень проблем, которые была бы рада решить, вы наверняка пожалеете о своем предложении. Позвольте мне выбрать наиболее достойную вас неприятность. И отойдите, наконец. Вы заслоняете собой весь воздух.
Он отшагнул и протянул вперед сбитый в кровь кулак:
– Излечить не желаете? С пылу с жару, пока свежее.
Тут я уж рассердилась не на шутку.
– Я с бóльшим удовольствием поставлю вам новых шишек, чем стану лечить. Вы, сударь, – олицетворение неблагодарности и хамства.
– Не жалую ведьм, – ухмыльнулся он.
– Не люблю негодяев, – вспыхнула я. – Тем более не уважаю пьяницу, который живет за чужой счет и мнит себя большим героем.
Он вцепился пальцами в мои предплечья.
– Да как ты смеешь!
– Отпустите, сударь! Больно же!
Я вознегодовала и попробовала представить жар внутри, чтобы как-нибудь врезать негоднику. Увы, так быстро восстановиться я не могла. Этьен приблизил лицо к моему так, что почти коснулся кончиком носа, и прошипел:
– Ты ничего не знаешь и не имеешь права судить! Ты никто здесь! И надеюсь, так и останешься никем!
Я вспомнила о кувшине с сиренью и со всего маху столкнула его на ноги лекарского сына. Кувшин разбился вдребезги, забрызгав мне водой подол, а Этьену сапоги и штаны. Тот ойкнул и отскочил, схватившись за ногу. Я же побоялась, что упаду, поэтому лишь громко втянула в себя воздух.
– И если хотите знать, я бы сама с радостью сбежала из вашего сумасшедшего дома, где творится черт знает что, откуда люди пропадают, а потом их находят в реке! Где живут одни ненормальные! Где воняет мертвецами, разит холодом и делаются странные вещи! Я бы сбежала, если вы только изволите раз и навсегда избавить меня от дурацкого дара, чтобы я не смогла больше лечить таких кретинов, как вы, сударь! И чтобы не чувствовать, как сейчас, что у вас, ай-яй-яй как разболелся большой палец ноги, когда по нему стукнул кувшин.
Этьен вытаращился на меня.
– Да-да, я и сейчас чувствую. Не хочу, а чувствую! – вопила я, чуть ли не захлебываясь. – И почему-то только ваш папенька умеет хоть на некоторое время избавить меня от этих прекрасных ощущений, когда рядом со мной у одного поясницу ломит, у другого под мышкой чешется. Вот научитесь делать, как он, и меня просветите, тогда и уберусь отсюда, только вы меня и видели! Ну-ка, можете научить?
– Нет.
– Так идите, выясняйте!
– Не терплю указов, – угрожающе сказал Этьен. – Не стоит так со мной разговаривать.
– А то что? Разбежитесь и лоб себе об стену разобьете, чтоб и мне неповадно было? Я же все почувствую. Захотите отомстить мне, калечьтесь скорее и приползайте, поболеем вместе. Ха-ха. Мне вообще так весело жить!
– Сумасшедшая.
– Неблагодарный кретин.
Этьен, надутый, как лягушка в период брачных песен, почему-то остыл и покачал головой.
– Интересно, что заставило отца взяться помогать такой несносной особе?
Я только фыркнула в ответ. Сама бы хотела знать. Уже давно понятно, что не по доброте душевной и не из христианских побуждений.
Этьен внимательно рассматривал меня некоторое время и, наконец, произнёс:
– Так и быть. Я выясню, что и как делает отец. И можно ли вам обойтись без него.
– Буду премного благодарна, – совершенно неблагодарным тоном буркнула я.
Этьен пошёл к выходу, у двери обернулся небрежно и бросил, будто сплюнул:
– Надеюсь, вскоре мы с вами расстанемся.
– Жду не дождусь!
* * *
Моник вернулась, когда я уже начала видеть третий сон. Она разделась торопливо и примостилась к моему боку:
– Подвигайся.