Она вложила руку в его ладонь, и они вместе вышли в ночь.

Ливень прекратился, только морось подобно гигантской паутине окутала город. Поездка была короткой, они проделали путь молча. Когда остановились перед зоосадом, который показался ей мрачнее и темнее, чем когда бы то ни было, в душу закрался червь сомнения.

– Еще не поздно передумать.

Дэни не передумала. Все еще хотела его. Уж очень хотелось лечь спать где-нибудь рядом с ним.

– Со мной все будет в порядке. – Она изобразила улыбку. Видишь, мол, посмотри на меня, все хорошо.

Шейн включил свет в салоне и наклонился к ней.

– Ну-ка, улыбнись еще раз.

– Что? – Она мотнула головой. – Зачем?

– Хочу убедиться, что улыбка естественная.

– Ты недостаточно хорошо знаешь меня, чтобы определить, естественно ли я улыбаюсь.

– А мне кажется, знаю. Улыбнись же.

– Откуда тебе знать?

– Я видел твою улыбку.

– Когда?

– Когда целовал тебя. – Отстегнув ее ремень безопасности, Шейн развернул ее лицом к себе. Взяв за подбородок, он провел большим пальцем по ее губам. – Когда я целовал тебя, ты улыбалась. Твои глаза сверкали, а твое лицо… Оно так красиво, что у меня дух захватывает.

– Тебе нужно проверить зрение.

– Пусть так, но знаешь, что мне больше всего в тебе нравится?

– Мой кроткий нрав?

У него сверкнула ямочка на щеке.

– Твое чувство юмора.

– Ага. – Дэни кивнула. – Этакая красавица с сильным характером.

Шейн не отрывал от нее взгляда.

– Так и есть. – Он шутливо потянул ее за непослушную прядь. – Готов поспорить, ты разбила немало сердец. – Убирая пряди с ее лица, он гладил пальцами волосы, и ей захотелось, словно котенку, вытянуть ноги и замурлыкать. Может быть, даже подставить ему живот. Пусть погладит и там.

Нет, непослушное тело!

– Я не разбивала сердца. Мы много переезжали с места на место. Я была… замкнутой.

– Почему ты ушла из семьи? А, Дэни? И, как я полагаю, отказалась от денег фонда?

– Почему ты решил, что я отказалась от денег фонда?

– Я видел, где и как ты живешь.

Дэни рассмеялась.

– Правильно. Моя мать ведь не всегда была богатой. И в те времена мы не сходились во взглядах. Я ушла от нее до того, как она вышла замуж за богача. И конечно, я могла бы воспользоваться своим правом на деньги фонда, но не хочу. Я не хочу вести светскую жизнь, встречаться с нужными людьми, ходить на нужные мероприятия, одеваться соответствующим образом… – Она передернула плечами, немного смущенная тем, что начала откровенничать после одного лишь доброго взгляда и ласкового прикосновения к лицу. – Я хочу жить по-своему.

Шейн улыбнулся. И, насколько Дэни могла судить, эта улыбка была искренней.

– Заниматься своей работой.

– Заниматься своей работой, – упрямо подтвердила Дэни.

– Пытаюсь представить тебя за уборкой слоновьего дерьма.

– Я занимаюсь не только этим. Пою их, кормлю, навожу на них лоск. Я слежу за тем, чтобы окружающая их среда оставалась нетронутой.

Он снова одарил ее открытой улыбкой.

– Я отслеживаю и регистрирую реакцию животных, чтобы понять различные нюансы их поведения.

– Ты убираешь слоновье дерьмо. – Шейн откровенно поддразнивал ее, но было еще что-то. Благоговение, что ли.

Произведенное впечатление развеселило Дэни.

– Я убираю дерьмо, а ты пилотируешь самолеты. Чье занятие более впечатляющее?

– Твое, конечно.

Скромность. Это не укладывалось в созданный ею в уме образ Шейна. Дэни посмотрела на окружавший зоосад по периметру высокий, порядка пяти метров, забор.

За этим забором она проводила большую часть своей жизни.

Время возвращаться туда. Она вынула из кармана ключи от ворот и заметила на стоянке свою машину.

– Эй, мою машину вернули.

– Я думал, она в мастерской автомеханика.

– Наверное, он пригнал ее назад, а значит, уложился в те двести долларов, на которые мог по максимуму рассчитывать. – Она улыбнулась. – Ура. Спасибо, Шейн, за то, что подвез. За все спасибо. – Она открыла дверь машины.

– Дэни…

– Уже поздно, езжай домой, поспи. – И, прежде чем он смог что-то возразить или смягчить ее еще одним поцелуем и вынудить дать согласие переночевать у него или наобещать что-то, захлопнула дверь. Накопленное тепло тотчас же покинуло ее, как только она оказалась одна в пронизывающей мороси и холодном тумане. Причем уже открывшей ворота и вошедшей в зоосад Дэни ничего не оставалось, как признаться, что она лишилась, не только тепла салона машины.

Но и тепла Шейна.

Закрыв за собой ворота, она не выдержала и оглянулась. Дэни ожидала увидеть задние фонари удаляющейся машины Шейна, а вместо этого увидела его самого.

Он покинул машину и стоял всего в паре метров от нее по другую сторону ворот, наблюдая за ней.

Увидев ее округлившиеся от удивления глаза, он приветственно помахал рукой.

– Что ты делаешь? Иди в машину.

– Не раньше, чем уйдешь ты.

Она шагнула назад к воротам, ухватилась за кованые прутья и приблизила к ним лицо.

– Шейн.

– Дэни.

Она засмеялась. То, что она могла смеяться в такую ночь, само по себе было чудом.

Шейн тоже шагнул к воротам. Положил ладони на ее руки и приблизил к ней лицо.

А, проклятие! Она качнулась к нему, но они одновременно замерли в нерешительности. Их губы разделяли миллиметры. Это заняло всего секунду, и она не выдержала. Слишком велико было желание поцеловать его.

Слишком велико.

Дэни ничего не могла с этим поделать, так что подалась чуть вперед, и их губы слились в поцелуе. Она ощутила тепло и мягкость его губ, этот уже ставший знакомым его запах, и у нее перехватило дыхание. От неожиданности происшедшего Дэни отпрянула было назад, но он удержал ее за руки. А, черт, какая оплошность. Но ее губы впились в его, впитывая сладость его языка, и она уже сожалела о том, что преградой им служили прутья ворот.

Она решила, что нужно запомнить это. Запомнить жесткое касание его подбородка к щеке, жар его тела, контрастирующий с холодом кованых прутьев. Темную, мрачную ночь, окутывавшую их прижатые друг к другу тела, желание и попытки прижаться еще сильнее, слиться друг с другом. Запомнить, потому что так было. В последний раз. Самый последний раз. Шейн оторвался от ее губ. Его лицо светилось от полученного удовольствия. Он нежно, хотя и несколько недоуменно улыбнулся ей.