Недостаток умелых рук на британских торговых кораблях военного времени настолько бросался в глаза, что привлек внимание командира субмарины Форстнера, того самого, что пустил ко дну “Фалабу”. Он отмечал ту “неловкость, с какой люди обычно обращались со шлюпками”164. Заметили это и пассажиры. Джеймс Бейкер, торговец восточными коврами, прибыл в Нью-Йорк на борту “Лузитании” в тот же год – это было первое плавание корабля после возвращения его под команду капитана Тернера. В первый день вояжа Бейкер скоротал время, наблюдая команду за работой. Его заключение: “На мой взгляд, некоторые из команды наверняка вышли в море впервые”. Его поразила разномастная одежда людей. “Матросы, кроме 4 или 5 человек … были одеты кто во что. Это подтвердило мое первое впечатление: не считая горстки постоянных людей, большая часть команды состояла из тех, кого можно увидеть на грузовых пароходах, фрахтуемых от случая к случаю, – позор для подобного корабля”165.

Тернер признавал, что такая проблема имеется. Его команды военного времени не имели ни малейшего сходства с теми крепкими, умелыми “морскими волками”, каких он встречал в начале своей карьеры. “Знающие свое дело моряки старого образца, умеющие вязать узлы, брать рифы, сплеснивать снасть и стоять за штурвалом, канули в прошлое вместе с парусниками”166, – говорил Тернер. Что же до умения команды обращаться со шлюпками: “Они достаточно знающи – им нужна тренировка. Их недостаточно тренируют, а потому они не набираются опыта”167.

Впрочем, для предстоящего плавания Тернеру все же удалось набрать сколько-то людей, не только бывших опытными моряками, но и ходивших в море, как и он сам, на больших судах с прямым парусным снаряжением. Одним из таких был Лесли Мортон, по прозвищу Герти, восемнадцатилетний парень, которому вот-вот должны были выдать аттестат второго помощника, или “билет”. В его официальных данных значилось, что росту он был пять футов и десять с половиной дюймов, имел светлые волосы и голубые глаза. Еще у него были две татуировки: перекрещенные флаги и лицо на левом предплечье, бабочка – на правом168. Эти подробности были важны на случай, если он пропадет в море, а тело потом найдут. Они с братом Клиффом поступили служить юнгами на парусник “Найад”, и по формальному соглашению четыре года они не имели права уходить от владельца корабля. Клифф еще ждал конца своего “договора об ученичестве”, у Лесли он закончился 28 марта 1915 года.

Парусные корабли все еще широко использовались в коммерческой торговле, хотя плавать на них было делом, само собой, медленным и утомительным. Братья прибыли в Нью-Йорк, как выразился Лесли Мортон, после “особенно жуткого плавания” из Ливерпуля, которое продолжалось шестьдесят три дня, причем корабль все это время шел с полным балластом, то есть без груза. Предстояло им худшее. В Нью-Йорке они должны были взять груз – керосин в пятигалонных контейнерах – и везти его в Австралию, затем загрузиться в Сиднее зерном и доставить его в Ливерпуль. Плавание обещало занять целый год.

Братья решили сбежать с корабля, хотя Клифф обязан был дослужить до окончания договора. Оба хотели добраться до родины, чтобы пойти на войну, которая, как они, подобно большинству людей, считали, скоро должна была закончиться. “Война по-прежнему представлялась нам в свете войн викторианской эпохи и ей предшествовавших”, – писал впоследствии Мортон. Они с братом, продолжал он, не оценили того, что “характер и методы войны навсегда изменились в августе 1914-го и что в будущем любые войны будут охватывать всех: мирное население, мужчин, женщин и детей”169.

Они собирались ехать в Англию обычными пассажирами и телеграфировали домой, чтобы им прислали денег на билеты второго класса. Отец, послав ответную телеграмму, устроил так, что средства были переведены.

Мортоны узнали, что следующий корабль, идущий на родину, – “Лузитания”, и купили билеты. Они столько слышали про этот лайнер, что решили непременно пойти на причал и взглянуть на него. “Что за зрелище предстало нашим глазам, – писал Лесли Мортон. – Он казался размером с гору. У него было четыре трубы, длина – поразительная, а памятуя о том, что он может как следует разогнаться, мы в нетерпении предвкушали плавание”170.

Стоя на причале и разглядывая корабль, они заметили, что один из корабельных офицеров присматривается к ним. Это оказался старший помощник Джон Прескот Пайпер, только что спустившийся по трапу на причал. “Что смотрите, ребята?”171 – спросил он.

Они рассказали ему, что купили билеты на предстоящий рейс и просто хотели посмотреть корабль.

С минуту поглядев на них, он спросил: “Вы с какого корабля?”

Мортон, не желая выкладывать все начистоту, сказал, что они как раз закончили служить по договору и теперь направляются в Ливерпуль, чтобы сдать экзамены на аттестат.

“Я так и подумал: вид у вас моряцкий”, – сказал Пайпер. Он спросил, стоит ли им платить за путешествие, если могут отработать. “Лузитания” только что лишилась десяти матросов – те ушли с корабля, якобы желая избежать службы в британской армии. “Двое ребят вроде вас мне бы пригодились”, – сказал Пайпер.

“Думаю, сэр, найдутся и другие, – сказал Мортон. – Кое-кто из наших ребят получил расчет”.

Старпом Пайпер велел братьям явиться на причал в пятницу утром и “привести с собой кого найдете”.

Юноши обрадовались. Теперь они могут сдать билеты и потратить отцовские деньги на другое. “Мы просадили все до последнего пенни” и ночь с четверга на пятницу провели “в роскошной, пускай и сомнительной, обстановке”, – писал Мортон.

Перебежать на “Лузитанию” решили восемь человек из команды “Найада”. О том, что думал на сей счет капитан “Найада”, история умалчивает. Что же до капитана Тернера, он взял людей к себе, нисколько не раздумывая и, вероятно, не задавая лишних вопросов. Матросы ему были нужны, и как можно больше.

Война принесла и другие проблемы. Тернер готовил корабль к отплытию в обстановке, пронизанной страхом и подозрениями. Каждое торговое судно, отплывавшее из нью-йоркской гавани, подлежало тщательнейшей проверке, целью которой было подтвердить, что весь груз в его трюме указан в грузовом манифесте, а также что на нем нет вооружения – иначе это было бы нарушением американских законов о нейтралитете. Тернеру нанесли визит представители портовой “службы нейтралитета”, работавшей под надзором Дадли Филда Малони, начальника таможенно-пошлинной конторы, в чьи полномочия входило обыскивать все суда. Про Малони говорили, что он как две капли воды похож на Уинстона Черчилля172, и это было верно – до такой степени, что много лет спустя он снялся в роли Черчилля в фильме “Московская миссия”. Служба провела инспекцию быстро, без задержек, и Малони выдал Тернеру “удостоверение о погрузке”, позволявшее ему выйти в море; правда, впоследствии Малони признавался, что проверить весь груз до единого тюка представлялось “делом физически невозможным”.

Контора Малони выписала “Лузитании” предварительный грузовой манифест, один-единственный листок бумаги, где были перечислены тридцать пять безвредных наименований. Вышло так, что эти предметы составляли лишь малую долю груза, уже находившегося на борту “Лузитании”. Более подробный список собирались обнародовать много позже, через немалое время после отплытия корабля, чтобы Германия как можно дольше не имела доступа к этим сведениям – ведь известно было, что на нью-йоркских причалах орудуют германские шпионы и вредители, которыми руководит посольство Германии173.