Первая воздушная тревога в городе была объявлена в ночь на 23 июня 1941 г. Тогда же руководство Ленинградского уголовного розыска сформировало две оперативные группы – по борьбе с тяжкими / особо тяжкими преступлениями и по раскрытию краж государственного/личного имущества. Оба командира оперативных групп были бывшими пограничниками, опытными сотрудниками УГРО. Естественно, к ним сразу стала поступать информация о многочисленных преступлениях.

Наивно полагать, что, узнав об объявлении войны, весь советский народ сплотился как один человек. Может, такое было на страницах газеты «Правда» и в произведениях советского агитпропа, в реальности же все обстояло несколько иначе. Был определенный процент тех, кто ждал немцев. Это люди «из бывших», осужденные за политические преступления или просто недовольные советской властью, таких тоже хватало. И, разумеется, уголовный элемент сразу же поспешил воспользоваться тяжелой ситуацией в стране.

Так было везде. Ленинград – колыбель трех революций – вовсе не исключение из правил. Если сейчас открыть некоторые работы по истории блокады Ленинграда, особенно выходившие в годы советской власти, то там мы ничего опасного и криминогенного не найдем. Вся криминальная статистика скрывалась. Почему-то считалось, что факт существования каких-то банд и преступных группировок во время блокады способен осквернить подвиг защитников города.

Полагаю, это абсолютная ерунда. В жизни вообще часто бывает, что с одной стороны подвиг, а с другой – подлость. Так, одна из первых банд в военном Ленинграде была сформирована рецидивистом Семеном Варяжским. Ее члены успели совершить массу всего, прежде чем были обезврежены. Их вооруженные налеты на магазины были настолько стремительными, что им неоднократно удавалось уйти от погони правоохранительных органов. Только при налете на квартиру профессора Двинского сотрудники успели вовремя. Завязалась ожесточенная перестрелка, сам Варяжский был убит, бандиты арестованы.

Вообще, начавшаяся Великая Отечественная война достаточно сильно изменила характер совершаемых преступлений и, самое главное, социальный портрет преступников. Особенно это было видно именно в Ленинграде. В тяжелых условиях блокады все проявлялось более радикально – и хорошее, и плохое.

По статистике, в первые два месяца войны в Ленинграде произошел спад правонарушений.

Другая жизнь; плюс к тому всенародный подъем – Родину надо защищать! Но потом пошел резкий всплеск преступности – возрастает процент краж на колхозных полях и в частных хозяйствах. Крали домашнюю птицу и мелкий скот, участились случаи квартирных краж. Зачастую ведь в этом участвовали не какие-нибудь банды рецидивистов, а обычные мирные граждане. Представьте себе коммунальную квартиру, одна семья уезжает, например, в эвакуацию, соответственно, их имущество растаскивается соседями. В первую очередь брали теплые вещи, продукты питания, мебель, которую можно сломать на дрова. Ясно, что на такие правонарушения людей толкала нужда, нужно было как-то выживать. Тут надо отдать должное сотрудникам милиции – как правило, за такие правонарушения людей не арестовывали, просто предупреждали о возможной ответственности в дальнейшем. Но при этом ведь были и профессиональные домушники, те, кто постоянно лазил по квартирам. Этих судили, и беспощадно, некоторых даже расстреливали по законам военного времени.

Большой проблемой в блокадном городе стали карманники. Они умудрялись очень многих лишать продовольственных карточек. Отнимали самое главное, что было у ленинградцев, – еду, по сути, отнимали жизнь.

Сотрудники Ленинградского УГРО работали на пределе своих сил, и очень скоро добрая половина профессиональных карманников была обезврежена. Тем более время военное, блокадный город, многих задержанных сразу отправляли в военный трибунал, что абсолютно правильно. Тут нужно упомянуть еще один факт, о котором сегодня не очень любят вспоминать. Большая часть карманников – это были беспризорные дети, у которых родители погибли в первые месяцы войны. Детей, конечно, к стенке не ставили. Наиболее отпетый контингент отправляли в детские колонии, но, как правило, все ограничивалось тем, что задержанных подростков отправляли в фабричные училища или заводские общежития. Соответственно, потом контроль за ними осуществляли уже сами рабочие.

Первая блокадная зима ознаменовалась еще и тем, что появились новые преступления, можно сказать, особой категории. Нет, это не знаменитая 58-я статья, о которой, наверное, сейчас многие подумали, – до войны преступлениями особой категории называли как раз контрреволюционную деятельность, измену Родине и другие государственные преступления. В блокадном Ленинграде преступлением особой категории стал каннибализм. Да, к огромному сожалению, было и такое, еще раз повторю: в жизни подвиг часто соседствует с подлостью. В декабре 1941 г. было зафиксировано 9 случаев людоедства, в начале нового года – еще 13, к середине января 1942 г. уже 77 случаев, а в начале февраля выявлено 311 случаев. С людоедами тоже поступали по законам военного времени.

Итак, самый распространенный вид преступлений блокадного Ленинграда – дела, связанные с продовольственными карточками. Этим сотрудникам правоохранительных органов приходилось заниматься постоянно. Наиболее изворотливые граждане приходили с заявлением, что они потеряли карточки, хотя на самом деле ничего не теряли, и получали новые. Причины потери у всех, в общем, одинаковые – сгорели при бомбежке, потеряли, когда шли в бомбоубежище, украли в трамвае, вытащили у магазина и так далее. Но как отличить тех, кто действительно их потерял, от тех, кто захотел получить дополнительные? Каждым случаем приходилось заниматься милиции. В результате следственно-оперативных мероприятий сотрудники милиции выявили свыше 4000 блокадников, которые незаконно получали карточки, и 11 000 так называемых «мертвых душ». Было возбуждено более 600 уголовных дел.

Параллельно шла борьба с бандитизмом. И процент раскрытия тяжких преступлений неуклонно рос: сотрудники Ленинградского УГРО ухитрялись делать невозможное. Они голодали, падали с ног от усталости, но даже в таком состоянии им удавалось успешно противодействовать волне преступности. А ведь помимо оживившегося уголовного элемента, своего рода ренессанса бандитов нэпмановской эпохи, появились еще диверсанты, шпионы, провокаторы, обычные дезертиры, которые собирались в вооруженные банды. От этого никуда не деться, далеко не все стремились на фронт или на завод, к станку.

Вдумайтесь в цифры: в среднем рабочий день сотрудника Ленинградского УГРО в годы блокады длился восемнадцать часов. У них не было никаких дополнительных привилегий, но при этом с них требовали по полной программе. Когда блокаду сняли и люди стали возвращаться в город, отделения милиции буквально завалили заявления ленинградцев о пропавших вещах. Потом посчитали, что было заявлено о пропаже вещей на общую сумму свыше 19 миллионов рублей – огромные деньги по тем временам. При этом сотрудники милиции смогли вернуть гражданам имущества на сумму в 11 миллионов.

Конечно, можно по-разному оценивать те методы противодействия криминальному элементу. Кто-то может сказать, что милиция действовала недостаточно гуманно, отправляя многих преступников в военный трибунал. Есть у нас такая порода пацифистов, которые обожают об этом рассуждать. Кто-то, наоборот, скажет, что надо было расстреливать абсолютно всех – и незачем вообще в