– Пашка, захлопнись, – покосившись на лицо Сони, посоветовала Полундра. – Не доводи человека до преступления. Тебе на ней еще жениться. Атаманов, Батон, хватит ржать! Вам тоже лишь бы в пузо чего напихать! Вот кто все котлеты у Натэлки схомячил?!

– Ты! – хором сказали пацаны. Полундра ахнула от такого нахальства и кинулась было сражаться за справедливость, но старший брат, смеясь, перехватил ее поперек живота и вернул на место.

– Кроме того, – Соня села на кровать, – все художники – люди крайне впечатлительные. Кто знает, может быть, он принял тебя за призрак графини Сарры?

– А что, есть такой? – подозрительно спросил Атаманов.

– Да, имеется. И, говорят, обитает именно в тропининском музее. Если хотите знать…

В это время раздался короткий щелчок и погас свет. В комнате стало темно – хоть глаза выколи.

– Да что же это такое! – выругалась Полундра. – Как гроза – так линию вырубает! Подождите, я на кухню за свечами сбегаю!

Через пять минут на столе горела свеча, вставленная в горлышко зеленой бутылки. Желтый круг света ложился на скатерть, все остальное терялось в темноте. Девчонки все вместе влезли на кровать под огромный плед и прижались друг к другу, чтоб было не так страшно слушать про привидения. Пацаны мужественно остались сидеть на подоконнике. Пашка пристроился за спиной у Сони, которая вполголоса рассказывала:

– Понимаете, эта графиня Сарра была необыкновенной девочкой. Ее отцом действительно был граф Толстой…

– Который «Войну и мир» написал? – уточнила Натэла.

– Нет, дядя писателя, граф Федор Толстой. Очень яркая личность… и слегка сумасшедшая. Много чудил, валял дурака, играл в карты на тысячи, путешествовал. Чуть не стал царьком на Алеутских островах… его из-за этого прозвали Американцем. Очень любил дуэли и прекрасно стрелял. Одиннадцать, кажется, человек убил на этих дуэлях! Но в конце концов успокоился и женился на своей подруге, цыганке-певице Дуняше. Очень ее любил, и у них было двенадцать детей. Сарра была старшей и, по словам современников, самой красивой. Оказалась очень музыкальна, в мать, писала стихи – да еще такие, которыми и Жуковский, и Пушкин восхищались! Знала французский и английский языки – причем гораздо лучше, чем русский, на котором до конца жизни говорила плохо. Ну… и в самом деле была очень хороша собой. Еще бы, ведь ее мать была первой красавицей цыганского хора! К сожалению, Сарра прожила всего семнадцать лет…

– Почему? – тихо спросила Белка. Соня вздохнула:

– Все дети Федора Толстого рано умирали. Тяжелое наследственное заболевание… Из двенадцати осталась в живых только одна дочь. Графиня Сарра умерла последней. Не знаю, правда это или нет… но ее призрак часто видят в тропининском музее.

– Ты сама видела? – жадно спросила Полундра.

– Нет, слава богу, – передернула плечами Соня. – Я же бывала там только днем. А служительницы мне рассказывали, что она появляется обычно к вечеру.

– И что делает? Ходит и воет? – не унималась Полундра, которая вообще слабо верила в потусторонний элемент.

– Юля! Она не сигнализация, а призрак, и выть вовсе не обязана! Говорят, просто тихо ходит по залам, вполголоса читает стихи по-английски или по-французски, иногда садится за рояль. Никогда не пытается ни с кем заговорить… вообще очень воспитанное привидение.

– Вот бы посмотреть… – пробормотала Белка. – Хотя нет… не надо. Я бы тогда от страха умерла.

– Я тоже, – честно призналась Соня. – Возможно, ваш Ромка часто бывал в музее и сотрудники рассказали ему о призраке графини.

– Ну, я не знаю! – недоверчиво проворчала Юлька. – Это совсем двинутым надо быть, чтоб живую нашу Белку за какое-то привидение принять! А Ромка нормальный! Я его всю жизнь знаю! И он, и Юрка – классные пацаны!

– Ну-ну… – проворчал Атаманов. – Одному этому классному ты подносом по башке вкатила на днях! Потому что он чуть собственную сеструху не убил! А второй врет направо и налево. И вообще, по-моему, псих. Дожил до шестнадцати лет – не научился к девчонкам кадриться…

– Ромка не псих, – твердо сказала Полундра. – Но тут нечисто что-то. Разобраться надо.

– Разберемся. – Пашка зевнул и потянулся. – Если завтра гроза кончится – сам все узнаю. Есть у меня мысль одна… Призраки – оно, конечно, здорово, но маловероятно. Картину из музея точно не привидение сперло.

– Пашка! – выпрямившись, отчеканила Соня таким железным голосом, что Юлька, сидящая рядом, даже вздрогнула. – Украсть картину из музея не мог мальчик-художник шестнадцати лет! По-моему, это очевидно! То, что он сейчас странно себя ведет по отношению… м-м… к моей сестре, абсолютно ничего не значит! Белка – копия портрета графини Сарры, вот и все! Если Ромка Ваганов часто бывал в музее, значит, портрет он видел много раз! И сходство заметил сразу – иначе какой же он художник? Ему просто понравилась Белка, и это естественно! Или ты хочешь сказать, что моя сестра никому не может понравиться?!

– Может! – завопил Пашка. – Еще как может! Всем! Только не убивай сразу насмерть, у меня еще завещание не составлено!

– Тьфу, Полторецкий, ты дурак! – отмахнулась Соня. – Разумеется, портрет графини кто-то украл, если он попал к Заночному! Разумеется, в музее осталась копия! Кто-то очень ловко подменил подлинник. Но с чего вы взяли, что соседский мальчик имеет ко всему этому отношение? Только потому, что он неудачно попытался познакомиться с Бэллой в музее?

– И потому, что он теперь от нее бегает! – проворчал Атаманов.

– Бегаете вы от нас по тысяче причин! – мрачно заметила Соня. – И не только потому, что крадете шедевры по музеям! Короче – все это ерунда, не портьте мне каникулы, пора спать!

Белка никак не могла заснуть. Из темного сада доносилось стрекотание ночных кузнечиков, тучи давно ушли, луна светила в окно как фонарь, а сон все не шел и не шел. Время от времени Белка принималась всхлипывать, вспоминая о том, что Ромка, оказывается, ничуть в нее не влюбился! Просто удивился, до чего она похожа на эту проклятую графиню! Это надо же – живого человека за привидение принять! В самом деле, идиот какой-то! Потом Белка вспоминала слова Сони о том, что графиня Сарра была одой из первых красавиц своего времени, и довольно улыбалась в темноте. Когда же окончательно стало ясно, что заснуть не удастся, Белка вылезла из постели и побрела через мокрый сад. И ничуть не удивилась, обнаружив, что в вагончике за соседским забором снова горит свет.

Вспомнив про вчерашнее «привидение» в капюшоне, которое обозвало неведомого Гошкина свиньей и растворилось в темноте, Белка снова почувствовала испуг. Который, впрочем, мгновенно прошел, когда она увидела в лунном свете возле вагончика самозабвенно целующуюся пару.

Сомнений быть не могло: эти двое именно целовались, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. «Ромка?.. – первым делом подумала Белка. – Но с кем же он там?» Она решительно шагнула к забору… и чуть не завопила от страха, когда ее локтя коснулась чья-то рука.