Именно Шарлотта вывела их на серьезный след: она получила доступ к секретному архиву Нью-Джерси и выкрала несколько папок со сведениями о женщине, проживавшей под чужим именем в Южной Калифорнии, еще совсем недавно, в 1955 году. Эта женщина хранила у себя какой-то мощный артефакт. Подробностей Шарлотта не узнала, но это открытие привело группу Раскасса в Лос-Анджелес и положило начало сотрудничеству с калифорнийским отделением Весперса.

Глоток бурбона опять согрел ей горло – теперь, чтобы отогнать воспоминание о том, каким образом она получила доступ к архиву.

Раскасс и Гольц, полагала Шарлотта, наверняка не думали, что устройство еще хранится у старухи, они, конечно, считали, что она давным-давно умерла. Но в полдень все электронные спиритические дощечки Весперса пришли в движение – духи добивались внимания к себе – и Раскасс, тщательно изучив сейсмические карты за день, пришел к выводу, что устройство было активировано и использовано.

Он немедленно задействовал дальновидцев Весперса для триангуляции его местоположения, и через час они сузили место поиска до Лос-Анджелеса и окрестностей.

Затем пришло сообщение о перемещении старухиного устройства на восток – случилось это около половины второго, точнее наблюдатели определить не сумели, поскольку до этого времени устройство не работало – и тогда Раскасс, захватив Гольца и Шарлотту, выехал автобусом в Палм-Спрингс.

В какой-то момент их долгого пути из секретера за водительским местом прозвенел гонг, а курсор на электронной спиритической доске запрыгал, как виртуальный мячик для пинг-понга, высвечивая случайные буквы и цифры. До Шарлотты донеся слабый стон из шкафчика секретера.

Коротко пошептавшись с Раскассом, Гольц с заметной неохотой открыл дверцу.

Шарлотта с трудом сдержала внезапную тошноту. Ей всегда казалось, что голова начинает хуже пахнуть – как ром, смешанный с «кровью, медом и стружкой старых церковных колоколов», как написал когда-то Тербер, – когда возбуждена. И, хотя она была безглазой, Шарлотте всегда казалось, что она чувствует на себе ее взгляд.

Гольц бережно извлек из секретера черную как смоль голову на деревянном основании и двинулся вдоль окон, держа ее на отлете, чтобы, как он сказал, «дать обзор движения», но, хотя поднесенная к заднему окну голова задрожала еще сильнее, ни в автомобильном потоке, ни в небе они не увидели ничего необычного.

Раскасс коротко велел Шарлотте проверить окрестности, но и она не поймала ничего более интересного, чем вид на приборную доску какой-то машины и покрытый пятнышками ржавчины белый капот. Никаких признаков противодействия.

Шарлотта старалась не замечать жуткую черную голову, но в какой-то момент воспользовалась глазами Раскасса, а тот смотрел прямо на нее.

Блестящая черная кожа туго обтягивала безглазый череп, каплевидные пластинки из серебряной филиграни облепляли его лоб, щеки, нос и подбородок, подобно металлическим татуировкам маори – возможно, прикрывали следы червей, нервно подумала Шарлотта, а небрежно обернутая вокруг шеи ленточка болталась ниже деревянной подставки.

«Шляпа Чарли Чаплина» – так называли эту ленту Гольц и Раскасс. Если верить Гольцу, ее срезали со шляпы, которая некогда принадлежала Чаплину, и снабдили пуговицей и петелькой.

Шарлотта поспешно переключилась на то, что видел в эти минуты водитель.

Гольц наконец убрал голову в секретер и закрыл дверцы, после чего вытер руки. Только тогда Шарлотта задышала свободно.

В 4.10 дня голова снова застонала за дверцами, а электронная спиритическая доска торопливо выбрасывала бессмысленные буквы и цифры, но открыть шкафчик, к счастью, не успели – Раскассу дозвонился перепуганный наблюдатель из комплекса в Амбое и сообщил, что старухино устройство пропало – никто из дальновидцев больше его не улавливал.

Раскасс тут же позвонил в сейсмическую лабораторию Калифорнийского Технологического, однако за последние полчаса ни одного землетрясения зарегистрировано не было. Очевидно, устройство вновь ненадолго активировали – засечь место времени не хватило – а потом оно исчезло, так и не использованное.

Теперь они возвращались в свою контору в Лос-Анджелесе, и у Шарлотты нашлось время успокоить нервы бурбоном. Конечно, Раскасс скоро доберется до этого устройства, чем бы оно ни было, а она сейчас ничем помочь не могла.

Шарлотта знала, что могла бы увидеть впереди вдоль шоссе огни окон в темноте – далекие кухни, спальни, гостиные, но она не утруждала себя этим. Сейчас ей не хотелось бы испытать heimweh: тоску по дому, по чужой жизни. Слишком мучительно ей хотелось устроить собственную жизнь.

Гольц уверял, что в автобусе он никогда не спит, но Шарлотте обычно удавалось уснуть – шум мотора и качка убаюкивали ее, переносили в детство.

С восьми до девятнадцати лет, до почетной отставки по инвалидности, Шарлотта Синклер в числе нескольких других детей работала на военную авиацию США на удаленной базе «Минитменов», где находится серия шахтных пусковых установок МБР, в пустыне Мохаве, к югу от Панаминт-Спрингс. Большую часть дней и ночей она с другими детьми проводила в подземных центрах управления и запуска – компактных трехэтажных зданиях, подвешенных внутри бетонных полостей на «противоударных изоляторах», поглощавших толчки. Пол там постоянно раскачивался из стороны в сторону, пока воздушные компрессоры «Боинг» пытались компенсировать перепады давления в противоударных изоляторах. Иногда пол, пока не включался компрессор, оставался под углом на несколько часов, к чему она и другие сотрудники успевали привыкнуть, а потом были сбиты с толку, когда замечали, что стационарная противовзрывная дверь качается туда-сюда.

Гольц убрал телефон в гнездо футляра и стал перечитывать свои записи в блокноте.

– В больницу звонили ближайшие родственники: Мойра Брэдли и некий Фрэнк Маррити, с удвоенной «р». Телефонные коды Пасадены и Сан-Бернардино. Маррити из Сан-Бернардино мы могли бы навестить сегодня же. Это на востоке, а та штука двигалась на восток.

– Не будем мы его навещать, – возразил Раскасс, – тем более ночью. Мы не собираемся никого пугать. Позвоним Маррити завтра, если устройство у него, предложим продать. Пятьдесят тысяч долларов должны… возыметь эффект. А если сорвется, наносить визиты будет Шарлотта.

Шарлотта в темной глубине автобуса кивнула. Визиты – это я могу, подумала она, и смотреть хорошо умею. Когда меня просят о таких вещах, я не против.

Тогда, в начале шестидесятых, армейскую разведку Форт-Мида беспокоило, как бы советские физики не вычислили расположение американских ракетных шахт. Тогда и были спроектированы эти секретные комплексы шахт, которые должны были сбить с толку любого дальновидца. Взлетные полосы из дегтебетона скрывались за рядами кричаще-ярких ярмарочных павильонов, ларьков, тележек; серые стены подземных центров управления и запуска были увешаны плакатами с клоуном Бозо, механиком Билом и Гамби; панели управления разрисовывались такими пестрыми кругами и полосами, что среди них почти терялись сигнальные лампочки и кнопки; а к ручке главного пускового ключа эпоксидкой приклеили голову клоуна. От Шарлотты и других детей требовалось играть в конструкторы «Тинкертой» и «Линкольн Логс» в центрах управления запуском, а также сопровождать ремонтников в тоннели и шахты, расписанные огромными фресками из книг доктора Сьюз. Расчет был на то, что если кто-то из советских медиумов и увидит место запуска ракет, то примет его за парк развлечений или ультрасовременную начальную школу и спишет прием на ошибку.