Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя наши представления о «биологической природе человека» постоянно уточняются, Эйнштейн был прав — у мозга есть ограничения. Наша жизнь стала легче, но мы с китайскими рабочими просто расположены по разным краям спектра. Цена достижений одинакова для всех. Сейчас в информационных компаниях появилась мода на «горизонтальную» организацию. Однако чем менее очевидна иерархия, тем больше ответственности приходится на каждого работника. Граница между личной жизнью и работой стирается по мере того, как каждому раздается бесконечный список задач.
Мобильные устройства круглосуточно, семь дней в неделю обеспечивают нас уведомлениями о работе. Физически не осталось таких мест, где мы не можем работать. Разум никогда по-настоящему не отдыхает. Современный информационный работник всегда на посту. С точки зрения капиталистических инвесторов, страх проиграть в бесконечном состязании эффективней довлеющих над работниками начальников и надсмотрщиков. Одержимость работой — разновидность внешне навязанного порядка, будь то расписание, список дел, рабочий процесс, бессодержательные проекты и техники управления временем или требования заказчика, который хотел получить желаемое еще полгода назад.
На другом полюсе находятся работники вроде Тянь У с китайского завода Foxconn. Наша цифровая мобильность порой стоит им жизни. Анархист Михаил Бакунин писал: «Я становлюсь истинно свободным лишь благодаря свободе других»[41]. Он имел в виду, что, пока кто-то порабощен, ни один из нас не свободен по-настоящему.
В «Богатстве наций» Адам Смит писал: «За напряженным трудом, умственным или физическим, продолжающимся подряд несколько дней, у большинства людей, естественно, следует сильная, почти непреодолимая потребность в отдыхе, от которого удержать может только сила или острая нужда. Это естественная потребность, которая требует удовлетворения иной раз в виде простого отдыха, а иногда и в виде развлечений. Последствия неудовлетворения этой потребности часто опасны, а иногда губительны, они почти всегда, раньше или позже, вызывают специфическую профессиональную болезнь. Если бы хозяева прислушивались всегда к велениям разума и человечности, они часто имели бы основания скорее умерять, чем возбуждать усердие многих из своих рабочих»[42].
Мы должны спросить себя, зачем и для кого мы столько работаем? Вспомните, в мозге сто миллиардов нейронов, соединенных двумястами триллионами синапсов. Его деятельность регулируется удивительным оркестром электрической активности, синхронизирующей и десинхронизирующей отдельные нейроны и целые области мозга для создания сложной гармонии, которая позволяет нам быть людьми.
Основной посыл идеи продуктивности и управления временем заключается в том, что естественный способ работы человека должен быть подавлен ради порядка и результата. Например, стратегия продуктивности специалиста по тайм-менеджменту Дэвида Аллена — стирать из головы лишние мысли. Он советует добавлять их в (предпочтительно) автоматические списки дел вроде бесчисленных приложений iPhone. Поручения, ответы на электронные письма, требующие оплаты счета, отчеты, проверка оборудования, стратегические маркетинговые планы для синхрофазотрирования — все, с чем приходится сталкиваться в течение суматошного дня. Когда вы выпишете все эти задачи, они перестанут занимать место в памяти, и вы с меньшей вероятностью забудете о них, а значит, и волноваться не о чем.
Но нигде в наставлениях, как «стать кудесником продуктивности», Аллен не допускает, что раз день нельзя прожить без мнемонических приемов и цифровой гимнастики, то задач слишком много. А я уже говорил, что возможности мозга не безграничны. Современная наука о мозге утверждает, что каждый из нас обладает уникальной структурой, которую мы должны научиться понимать не только через деятельность, но и через праздность.
Эта уникальность нас объединяет. Осознание общих качеств: самоорганизации, сложности и нелинейности — должно освободить нас и успокоить. Именно путем самоорганизации наш мозг обрабатывает информацию. Наша вегетативная нервная система также является нелинейной и динамической. Способность нашего сердца гибко отвечать на изменения активности защищает нас от инсультов и инфарктов. Сниженная вариабельность сердечного ритма надежно предсказывает сердечно-сосудистые заболевания.
Более того, оказывается, что отделы сети пассивного режима работы мозга тесно связаны с регуляцией вариативности сердечных ритмов. Передняя поясная кора играет важную роль в снижении стресса и сердечных нагрузок. Праздность позволяет передней поясной коре и вегетативной нервной системе найти стабильную и гибкую динамику. Стресс снижает вариабельность сердечного ритма: высокий уровень тревожности вынуждает сердце быть вечно настороже, что не может продолжаться бесконечно.
Крайний пример нарушения этой системы — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Люди с ПТСР вечно «бдят», они неспособны расслабиться из страха, что с ними вновь случится что-то ужасное. Соответственно, их сердце постоянно готово «принять бой», что снижает вариабельность его ритма. Хроническую переработку можно рассматривать как мягкую форму ПТСР.
Как писал Эйнштейн, нам всем нужна свобода — чтобы наши собственные порядок и структура могли проявляться естественно и чтобы мы проводили дни как пожелаем. Никто не любит работать на других. А постоянная безумная занятость не только вредна, но и мешает человеку раскрыться в его первоначальном замысле.
Он бродил туда-сюда по тропе… и вдруг остановился как вкопанный: ему почудился голос, зовущий его сквозь завывания ветра.
Дональд Прейтер. Звенящее стекло: жизнь Райнера Марии Рильке
В 1912 году Рильке гостил в итальянском замке Дуино, принадлежавшем чешской княгине. Поэт уже длительное время пребывал в глубоком творческом кризисе. Он только учился слушать свое бессознательное, ожидая от жизни, как он говорил, нового «витка».
Замок стоял на вершине отвесной скалы, а внизу бушевало море. Прошло несколько лет с тех пор, как он написал последние значимые стихи. Однажды утром он получил оскорбительное и претенциозное деловое письмо. Раздраженный, поэт решил прогуляться между двумя крепостными башнями замка, соединенными над обрывом тропой. Дул сильный адриатический ветер, в Италии его называют bora.
Дональд Прейтер описывает это так: сквозь рев ветра Рильке услышал голос. То, что он сказал, стало самой известной строчкой «Первой дуинской элегии»: Wer, wenn ich schriee, hörte mich denn aus der Engel Ordnungen?
Кто бы из сонма ангелов мой крик одинокий услышал?[43]