Когда пришел Соколов, Сарра громко распоряжалась двумя молодыми служанками. Те, подоткнув полы и вызывающе показывая обнаженные бледные ляжки, согнулись в соблазнительных позах, возделывая клумбы под цветы. Еще один работник — крепкого сложения мрачный мужик, в сапогах на длинных ногах, в кепке с маленьким лакированным козырьком и с высокой тульей — такие любят носить местечковые евреи, не вынимая изо рта козью ножку, — сидел на корточках и ожесточенно стучал большим молотком по битым кирпичам. Он вгонял их в жирную сырую землю, придавая форму клумбам.

Сарра оказалась пухленькой, с маленьким сочным ртом, красивым овалом лица молодой женщиной. Ее крупные, чуть навыкате глаза с явным и далеко не платоническим интересом разглядывали гостя. На Сарру было надето шелковое платье с яркими цветами, и это платье обтягивало ее обильное тело, подчеркивая его прелести.

Она обрадовалась гостю. С излишней любезностью стала объяснять:

— Я дуже цветы люблю. Другие вишнею, яблонями засадят, потом на базар торговать несут. А я — натура нежная, не можу жить без цветов. На маленьких клумбах сажаю георгины и розы, а вот на этой дорожке, что ведет к крыльцу, разные — тюльпаны, флоксы, ирис.

— Очень поэтично! — согласился Соколов. — Сразу на память стихи Константина Батюшкова приходят:

— Какие замечательные вирши! Проходьте до дому, пан Соколов! — радушно сказала хозяйка. Она плотоядно взирала на атлета-красавца. — Как раз вечерять будем.

Они направились к дому. Вдруг Сарра остановилась, строго обратилась к служанке:

— Хана, ты для чего сыплешь семена травы на дорожку, их все равно затопчуть! — Перешла на идиш, что-то строго выговаривая. Затем повернулась к гостю, улыбнулась и сказала извиняющимся тоном: — За всем треба глаз, никто не хочет працюваты, но все хотят кушать и получать много грошей. Без моего Иоси совсем погано стало. Слуги ленятся, приказчики — пройдохи. Ось сюды, пане Соколов, в эту дверь, будь ласка! Головку о косяк не ушибите, мужчина вы такой гарный, видный.

* * *

Сыщик вошел в гостиную. За ним торопливо стучала каблучками Сарра.

Стены были увешаны фотографиями. На подоконнике стояли герань и фикусы. Прогретый дневным солнцем воздух был сух и напоен запахом каких-то трав. Тяжеловесная, прочная мебель пахла кожей. В кабинете рабочий стол Иосифа был придвинут к двум небольшим окошкам, в которые широкими потоками лился желтый сухой свет. Палисандровый шкаф был набит энциклопедическими томами Ефрона и Брокгауза.

Сарра указала на громадное кресло:

— Вам, пане Соколов, тут будет удобно? Тогда сидайте себе на удовольствие. — И она, взмахнув платьем и обнажив полные щиколотки, манерно опустилась в кресло напротив.

Соколов сказал:

— Я хочу разобраться в тех делах, что творятся в вашем городе. Кстати, Иосиф выглядит хорошо, прислал вам привет!

Сарра сложила губы сердечком:

— Боже мой, вы зовсим недавно бачили моего бедного Иосю? Мне очень жалко его. Он пишет такие грустные письма…

— Уж какое веселье — сидеть в тюрьме.

— Це гарно, что Иосей интересуются такие великие люди, как вы, пан Соколов. Мне так тяжко без Иоси! Целый большой дом на моих женских руках. Скажите, Иосю могут выпустить из тюрьмы пораньше, скажем к осени? Я думаю, что да, могут. Мало ли бандитов разгуливает по улицам, а Иося такой хороший, мухи не обидит. Почему он должен сидеть, когда другие не сидят?

Соколов отвечал:

— Наверное, потому, что других не обвиняли в том, что они сыпали в чужие рюмки мышьяк.

Сарра ногтями застучала по краю стола.

— И вы так думаете, что это Иося насыпал? Он, конечно, ревновал меня к Кугельскому, но я очень сомневаюсь.

В тоне хозяйки откровенно звучала наивная гордость: это все-таки приятно, если ради твоей женской красоты бушуют такие страсти. Сыщик исподволь продолжал:

— Но у вас в доме нашли отраву.

— И что? — Сарра встала на носки, задышала в ухо Соколову: — Полицейские во главе с этим поганым Дросинским, у которого из ноздрей торчат волосья, еще два раза все бебехи перерыли в доме, даже в сарай лазили.

Соколов поднял бровь:

— Что искали? Золото?

— Безусловно что нет! Из золота в доме был только характер Иоси. — Оправила платье. — Если вам сказать правду, так после этих обысков у меня кольцо пропало. Такое, знаете, с изумрудом. Но до кого жаловаться? На полицию? Так это себе обойдется еще дороже. Я уже пережила, говорить об том не хочу.

— Так что искали, деньги?

— Мы с Иосей все держим в банке Моисея Бедерского. Я спрашивала: «Зачем вы здесь нюхаете?» Но Дросинский молчал, Сычев не отвечал. Вы себе можете разумить, вытряхивали вси бумаги мужа из стола, книги все между страниц листали, на стриху, ну, на чердак лазили — пыль подымали, под карнизы руки запускали, старинные сундуки выворачивали. Половицы и плинтусы отрывали, стены ощупывали. Стулья и столы ножками вверх перекидывали. В пианино и в погреб залезали. Но они не находили, оба раза уходили злыми. — Сарра наклонилась к Соколову. От нее сильно пахло духами «Царский вереск». — Потом Дросинский сказал мне: «Шукаем расписку, отдай ее». Ведь Сычев занял у мужа двух тысяч рублей.

— И что вы ответили Дросинскому?

— Я ему усмехнулась: «Боже мой, вы думаете, что я буду требовать эти деньги! Хай я загубыла две тысячи, но связываться с такими страшными людьми презираю».

— Куда Иосиф мог спрятать расписку?

— Скажу, что я сама ее шукала. Думаю: раз она полицейским так нужна, то это Иосе во вред. Лучше я уничтожу ее. Но не нашла. Мабудь, Иося ее где-нибудь потерял? Маленькая бумажка, знаете… Положил куда-нибудь.

— Сарра, если вы уничтожили расписку, то доставили большую радость Сычеву — он мечтает об этом же.

— Так это радость, что я не нашла ее!

Она подошла к высокому, под потолок, зеркалу, которые ставят в богатых прихожих, внимательно и с любовью посмотрела на себя, поправила локон на лбу.

Соколов задумчиво прошелся по комнатам, заглянул в прихожую, на кухню, в спальню, вернулся в кабинет. Он хотел понять: где расписка? Куда Бродский мог положить ее, что даже сыщики не обнаружили? Решение не приходило.

Сарра с любопытством глядела на гостя.

Появилась горничная Рива — крошечная девушка с высоким узлом густых темных волос на макушке, блестящими глазами-вишенками, в белоснежном переднике:

— Снедать подано, милости прошу!

Сарра оказалась хозяйкой гостеприимной. Помахала рукой, словно полоскала белье: