– Попался, лихоимец!

– Позвольте, что все это значит? – вскричал мошенник, пытаясь вырваться, но тотчас был подхвачен под руки подскочившими молодцами и под удивленными взорами прохожих препровожден в экипаж.

Григорий Васильевич с торжествующим видом наблюдал за происходящим. Особенное удовольствие доставил тот момент, когда мазурик, искусно имитируя возмущение, заорал в голос, но тотчас умолк, едва тяжелая рука Кривозубова улеглась на его толстую холку.

Так-то оно лучше будет, братец! Теперь дознание пойдет быстрее.

Отправляться в сыск Григорий Васильевич не торопился. Сегодня был его день. И нужно было завершить его достойно. Первое, что он сделает, так это отправится в «Славянский базар», где закажет себе осетрину. Послушает цыганку Зару – новое приобретение заведения, ради которой в ресторацию съезжались со всей Москвы. Плотно откушав, прихватит с собой пару бутылок шампанского и довершит достойно вечер в собственном кабинете. А мошенник пусть посидит в каталажке с бродягами и беспризорными. Такое соседство будет ему в качестве воспитательной меры. Все-таки в работе сыщика имеется немало положительных сторон.

Утро задалось солнечным. Его лучи, отыскав крохотную щель между сомкнутыми занавесками, так и норовили угодить в глаза. Проснулся Григорий Васильевич в самом благодушном настроении. Подошел к окну, отдернул шторы и, прикрыв глаза, поймал сонным лицом поток тепла.

Служебная квартира хороша была тем, что не нужно было мчаться в противоположный конец города, чтобы успеть к началу службы. Достаточно было всего-то протопать до конца коридора, чтобы попасть в рабочий кабинет.

Адъютант уже постарался: на вешалке висел отглаженный мундир, а у порога стояли начищенные ботинки. Осталось только напялить на себя казенное обмундирование, принять надлежащий вид, какой положен человеку его положения, и начать принимать многочисленных посетителей.

Выпив традиционную чашку кофе и значительно приободрившись, Григорий Аристов направился в свой кабинет к разложенным на столе бумагам. Первый, с кем хотелось бы повидаться, был беглый уркаган Марысь, пойманный вчера на Сухаревской площади сыщиками. От тайных агентов Аристов узнал, что уркаган проделал путь в четыре тысячи километров, чтобы поквитаться со своими подельниками, сдавшими его во время облавы. Вторым на очереди был маньяк, убивавший проституток, – невыразительный детина хлипкого сложения. Аристов перевернул лист бумаги: третьим на очереди…

Неожиданно в дверь коротко постучали, и на пороге предстал секретарь. Почтительно поклонившись, он начал:

– Ваше превосходительство…

– Слушаю тебя, Николай.

– Мошенник, которого мы давеча на Тверском бульваре повязали, всю ночь в каталажке безобразничал, – покачал он головой.

Секретарь был высок, плечист. Молод. Русоволос. По-юношески румян. Необычайно опрятен, с пышными пшеничного цвета усами на оттопыренной губе. Выглядел эдаким воплощением русской красоты.

Григорий Васильевич нахмурился:

– Ишь ты! И чего ему не хватает? Слава богу, находится в тепле, накормлен, под присмотром… Компания вполне подходящая, есть о чем поговорить, поделиться, так что ему еще нужно? Удивляюсь, право!

– Князя из себя изображал. Кричал, что ему не место среди всякого сброда.

– Как его расперло! – удовлетворенно протянул Григорий Васильевич, понимая, что воспитательная цель начинает приносить свои благотворные плоды. Еще немного подержать его в смраде, так он обязательно расколется. Эти мошенники народ тонкий, чувствительный, к разного рода лишениям непривычны. – Все они так говорят, – отмахнулся вяло Григорий Васильевич.

Настроение было таковым, что можно было выпить вторую чашку кофе. Аристов довольно хмыкнул: все складывалось значительно лучше, чем он предполагал.

– А стража чего?

– Как и положено, призвали к порядку, – сдержанно ответил секретарь.

За фразой «призвали к порядку» стояло нечто большее, чем обыкновенное внушение и помахивание в воспитательных целях пальцем перед носом злоумышленника: в кутузку попросту вошли трое полицейских и пудовыми кулаками призвали смутьяна к порядку.

Явно сегодняшний день удался!

– А он что? – спросил Григорий Васильевич только для того, чтобы поставить точку и заняться следующими делами.

– Кричал, что будет жаловаться на произвол государю императору. Что у него, дескать, связи при дворе.

Григорий Васильевич снисходительно улыбнулся. Подобное заявление для него не новость. Ежели бы до адресата доходили все угрозы преступников, то начальник сыскной полиции не проработал бы и одного дня.

– Узнаю мошенника!

– А еще требовал, чтобы мы выдали ему бумагу, ручку и чернила.

– Вот оно как? Уж не стишки ли он собирается пописывать?

В этот раз было нечто новое. Доселе ему не встречалось таковых, кто желал бы заполучить чернильницу с ручкой. Все свои угрозы арестанты забывали тотчас, как только с ними проводили соответствующую беседу. В этот раз сиделец был упорный и, видимо, решил довести дело до конца.

Разговор о злоумышленнике сумел поднять общий тонус на несколько градусов, и теперь предстоящая рутина виделась приятным времяпрепровождением.

– Так что прикажете делать, привести смертоубивца Марыся? – склонился секретарь. – Или того… с мошенником желаете встретиться?

Аристов призадумался. Со смертоубивцем Марысем все было ясно, в двух душегубствах из трех тот уже сознался: застав свою маруху с полюбовником, он без затей сокрушил обоих ножкой от табурета. Оставалось признаться в третьем: в соседнем околотке тремя часами позже палкой был прибит пьяный мужичонка. Логика была несложна: так что же ему мешало совершить и третье преступление примерно тем же самым способом? Так сказать, в сердцах.

Однако шельмец покудова отпирался. Оставалось только прикрикнуть на него покрепче, а уже потом, когда возьмет на себя вину, накормить сытным обедом. Не с такими голубчиками справлялись!

Но неожиданно Аристов, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, произнес:

– Давай вот что… Приведи ко мне… нашего князя. Весьма интересно, что он мне тут пропоет.

Еще через пятнадцать минут дверь вновь открылась, и двое полицейских ввели в кабинет мошенника. От прежнего вчерашнего лоска не осталось и следа. Теперь перед ним предстал обыкновенный бродяга, весьма напоминающий обитателей Сухаревского рынка, с посеревшим лицом, каких зачастую можно встретить на улицах Москвы, клянчивших у прохожих копеечку на опохмелку. Мундир на нем был изрядно помят и в грязных подтеках, в волосьях торчали прутья соломы, ворот от рубахи порван и держался лишь на нескольких петельках.

– Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство? – язвительно поинтересовался Аристов, когда мошенник сел на указанный стул.