…А в это же время примерно в трехстах километрах на юго-восток от чешской столицы, на полях сражений от Моравской Остравы до Опавы лежат более двадцати пяти тысяч погибших солдат Красной Армии и в их числе около тысячи воинов Чешской Освободительной армии в СССР генерала Людвика Свободы, по всей линии фронта стоят сотни подбитых танков и бронемашин. Примерно на таком же расстоянии от города с востока и с севера немецкие части группы армий «Центр», сражаясь за каждый метр земли и за каждый дом в каждой деревне и каждом хуторе, всеми силами пытаются сдерживать продвижение советских войск, а на юго-западе, в районе погорья Шумава, в 150 километрах от Праги, на территорию бывшей Чехословакии уже вошли первые американские части, и генерал Паттон настойчиво просит у командования армии США разрешения немедленно продвигаться вперед, к столице Чехии, для чего у него имелись все возможности. А всего в тридцати километрах от пражских окраин, в старинном замке у деревни Сухомасты, проходят заключительные переговоры о походе Первой дивизии Русской Освободительной армии на Прагу и вооруженной помощи возможному чешскому восстанию, которое, заметим, еще никто тогда даже и не начал.

Пражское восстание в мае 1945 года вообще началось, можно сказать, по ошибке. Известным фактом является то, что 4 мая в Праге и других местах люди начали активно срывать и уничтожать немецкие надписи – названия улиц, организаций, предприятий, железнодорожных станций и тому подобное, но совсем немногие знают о том, что на самом деле изначально убрать немецкие надписи распорядилось само правительство Протектората Богемия и Моравия, а именно тогдашний министр транспорта Йиндржих Каменицкий. Именно он сказал своим подчиненным аккуратно снять названия на немецком языке со зданий почт и вокзалов, изначально как раз ради снижения растущей среди чешского населения напряженности в отношении немцев и всего немецкого.

Прага 4 мая вторая половина дня или 5 мая рано утром, ул. Рытиржска. Муниципальные служащие снимают с фасада здания немецкие надписи, хотя в этом случае это просто название ресторана с пивной.

Но данные действия, судя по всему, в процессе исполнения возымели как раз прямо противоположный эффект – когда просто проходящие мимо люди увидели, что немецкие надписи снимают с государственных учреждений сами же государственные чиновники, данный пример начал совершенно стихийно и уже бесконтрольно распространяться по всему городу, часто это происходило прямо на глазах у немецких официальных лиц, военнослужащих или полицейских, те, в свою очередь, иногда просто бездеятельно смотрели, иногда пытались принимать ответные меры, а в этом случае уже собирающиеся толпы народа на улицах, охваченные известной эйфорией стадной безнаказанности, начинали реагировать агрессивно… таким образом, стремительно разраставшуюся волну беспорядков уже практически невозможно было остановить. И дело потом уже было даже не в немецких табличках, которые никому целых шесть лет до этого никак не мешали (а до 1918 года и вообще пару столетий [46]), конфликты уже происходили на абсолютно любой возможной почве, просто выходила наружу напряженность по какому угодно поводу или даже без него, а надежда на безнаказанность масс в стиле «…А что? Все делают и я делаю…» придавала людям уверенности в себе и усиливала видимость того, что что бы ни случилось – никому ничего за это не будет… Всем казалось, что режим Протектората уже вроде как и не существует, и все с ним связаннное практически кончилось само собой, просто населению об этом пока не сообщили или как бы забыли сообщить…

Так как по всему городу все развивалось по примерно одинаковому сценарию, позволю себе ниже привести описание событий 4 мая 1945 года глазами очевидца, Богумила К., проживавшего в данное время в промышленном пражском районе Вершовице. Очевидцу этому тогда было 14 лет от роду – уже вполне достаточный возраст для того, чтобы хорошо запоминать происходящее вокруг, но еще не настолько зрелый, чтобы задумываться о последствиях, встревая во все и везде, где что-либо кажется сильно интересным, то есть в общем, с моей точки зрения, вполне заслуживающий внимания и не испорченный тогда еще возрастной осторожностью свидетель [47]. К тому же этот активный юноша, отец которого являлся офицером распущенной немцами чешской армии, далее поучаствовал, совместно с отцом, и в самом восстании в качестве связного между баррикадами, так что к его свидетельствам в тексте еще будем возвращаться.

«…как продвигались союзные армии, немцам не оставалось ничего другого, кроме как ликвидировать концентрационные лагеря, а так в начале мая по пражским школам и больницам развозили переживших политических заключенных, в основном вроде как из Терезина[48]. И в нашу школу на улице короля Иржи – «Фейгловку», которую превратили в «карантин», было привезено несколько десятков заключенных, видимо переданных под опеку Чешского Красного Креста. Это было 4 мая 1945 года. У нас, мальчишек, тогда уже не было учебы. Мы были на улице, а так ничего из того что в нашем районе происходило, без нас, естественно, не обошлось. С самого утра к школе ездили небольшие грузовички и санитарные машины, из которых вылезали несчастного вида тощие и побитые фигуры. Некоторые шли сами, замотанные в одеяла, часто подпирая друг друга, некоторых заносили на носилках. Перед зданием начали собираться группы вершовицких граждан. Сначала заключенным аккуратно махали, при взглядах на измученные и худые тела, а некоторые им приносили еду, сигареты или другие подарки. …На лестнице, ведущей к массивным главным дверям школы, стояли еще как бы забытые два немецких солдата с винтовками и примкнутыми к ним штыками, на флагштоке здания еще висел их флаг со свастикой, но был почему-то приспущен (скорее всего по поводу недавней кончины фюрера. – Прим. авт.).